До метро. Филипп Андреевич Хорват

, задразнят, а его в классе и так не особо любили.

      Сергей глубоко вздохнул и открыл дверь. На крылечке никого уже почти не было, все давно разбежались по домам после пятого урока, а звонок с шестого вот-вот прозвенит. Сам он географию прогуливал, отсиживаясь на плоской кожаной оттоманке под сенью растений зооуголка, и вот только сейчас решил выйти из школы, заранее отправившись к гаражам.

      На улице было тепло, даже жарко – ярко светившее солнце раздаривало приятную щедрость уже уходящего бабьего лета. Но как-то не радовал его этот день, и дело было совсем не в дурацкой драке с Игорем. Просто густо смурнело на душе, что-то неприятное и тоскливое скребло по сердцу, а что именно – попробуй определить…

      Зайдя за гаражи, Сергей присел на деревянный чурбачок, закурил. Пуская дым колечками в сторону проулка, откуда должны были появиться пацаны, он представлял себе Катю. Она – красавица, пожалуй, даже самая красивая девушка из всех десятых параллелей. Что удивительно, при своей красе – скромная к тому же. Не хабалка и не выпендрёжница, вполне простая, со всеми в общении на равных.

      Было неясно, что нашёл интересного в ней Игорь – гоповатый придурок и разгильдяй, который в компании таких же идиотов постоянно бахвалился тем, как он тёлкам на районе «даёт на клык». С Катей при этом Игорь держался сдержанно, притворялся каким-то джентльменом, предлагал проводить до дома или в кино сходить. Но она отклоняла любой малейший его намёк на флирт, в фирменной своей манере – аккуратно, но твёрдо выговорив, что не нуждается в «ухаживаниях человека, к которому равнодушна».

      А равнодушна она была ко всем пацанам со школы. Кроме него, Сергея, разумеется. Какие Катя испытывала чувства к нему, правда, тоже было не совсем понятно, – считалось, что они пока просто дружили. То есть, вместе уходили после уроков, иногда гуляли вечерами по тенистому Яблочному бульвару, забегали в кафешку, если появлялось в кармане лишние сто рублей.

      Один раз сходили в кино, и, конечно же, на этот знаменитый «Титаник», фильм, который едва выйдя в прокат, тут же для всех превратился в легенду. Катя, как и многие девчонки в зале, гулко ревела у него на плече в момент, когда замёрзший Джек умиротворённо погружался в леденящую пучину океана. А потрясённый (не сценой фильма, а её слезами) Сергей с потайной радостью думал о том, что это и есть любовь, – опять же не на экране, а вот – плачущая рядом.

      Она, впрочем, ещё не признавалась ему в чувствах. И на все наводящие вопросы, намёки либо отмалчивалась, либо уводила разговор в сторону. Это было непонятно и странно, но Сергей предполагал, что Катя опять же скромничает, просто боится вслух признать то, что давно уже владеет её сердцем.

      Вся их романтика как-то неестественно и зло раздражала Игоря, прямо заряжала на негатив. Поэтому он периодически лез на рожон, шпынял Сергея, задевал, хотя и получал довольно жёсткий отпор – в обиду он себя не давал. Принципиальный же вопрос, ну мог он разве быть лохом в глазах преданной ему красавицы Кати? До отчаянной и бескомпромиссной драки раньше дело не доходило, но сегодня, в этот тёплый сентябрьский день, видимо, всё окончательно и решится.

      Сергей уже докурил сигарету, когда в отдалении послышались возбуждённые голоса – шли одноклассники, подзуживаемые Игорем. Они, конечно, сами в схватку не полезут, но морально поддерживать будут его, наглого, хамоватого придурка, для которого идея добиться Кати стала, видимо, навязчивой.

      Вся компания резко вывернула из-за гаражей: чин-чинарём, по-гопницки рисуясь друг перед другом, пацаны подходили, предвкушая одно его большое унижение.

      – Ну, что, Мальков, странно, что ты всё-таки приполз, я думал – зассышь…, – унижение было бы неполным без моральной арт-подготовки, а Игорь смаковал, наслаждался каждой секундой.

      Сергей приподнялся с чурбачка. Руки непроизвольно сжались в кулаки, но он сдержался, чтобы не кинуться первым – мелькнула мысль, что, может, ещё и чисто базаром всё разрулят. Хотя, какой, к чёрту, базар с такими людьми, как Игорь? Он разговоры считает за слабость, в его понимании всегда окончательно и бесповоротно всё решала физическая сила.