Ее худший кошмар. Бренда Новак

навещают друзья, подруги, родственники.

      – Крайне редко, – ответил Фицпатрик. – У этих людей контакт с внешним миром очень слабый. По крайней мере с тех пор, как их поселили здесь.

      – А как насчет кого-то из персонала? – спросил Амарок. – Ведь могут завязаться дружеские отношения. Связи.

      Фицпатрик покачал головой.

      – Исключено. Все сотрудники прекрасно понимают, чем рискуют.

      – Подобные вещи происходили и раньше, в других тюрьмах. Люди способны на безумные поступки из-за любви. Из-за денег. Просто от скуки. И по множеству других причин.

      На Фицпатрика его слова не произвели ни малейшего впечатления.

      – Вам следует расширить поле вашего поиска, сержант. К сожалению, на убийство способны отнюдь не только наши заключенные.

      – Однако ваши заключенные – единственные из тех, кого я знаю, кто на деле доказал эту свою способность, – нашелся Амарок.

      – Вы весьма недвусмысленно выразили свое отрицательное отношение к нашему пребыванию здесь. – Как обычно, Фицпатрик очень четко выговаривал каждое слово в сказанном. – Вы не желаете нас у себя видеть. Но вам не удастся свалить вину за происшедшее на Ганноверский дом.

      Дальше так продолжаться не могло. Эвелин решила прервать перепалку, пока их разговор не зашел слишком далеко.

      – Мы устроим внеочередную перекличку. Вот и все.

      Внимание Фицпатрика переключилось на нее.

      – Ну, конечно, как-то надо же ублажить сержанта. Почему бы и нет? Нам не о чем беспокоиться.

      И, повернувшись, он направился к выходу. Но Эвелин окликнула его.

      – Все остальное в порядке?

      – Разумеется. – По тому, как он взглянул на сержанта, было ясно, что его следующие слова предназначаются именно Амароку. – Ганноверский дом с первого дня своего существования является образцовым учреждением.

      Враждебность, заметная в жестах и движениях Амарока, заставила Эвелин в мыслях вернуться к тому, о чем она думала, выходя из своей комнаты прошлым вечером. Да, он действительно чертовски привлекателен, но во всем остальном он бесконечно далек от нее. У него совершенно иные взгляды на жизнь, и ему неприятно присутствие Ганноверского дома в их городке.

      – Пожалуйста, прости доктора Фицпатрика, – сказала Эвелин, когда тот ушел. – Знал бы ты, каких трудов стоило нам организовать Ганноверский дом. Конечно, он будет всеми средствами защищать свое детище.

      – Твой Фицпатрик – напыщенное дерьмо, – пробормотал в ответ Амарок.

      Эвелин боялась, что и к ней Амарок относится примерно так же. Как и другие жители этих мест. Для них она тоже чечако. Сделав вид, что не расслышала его оскорбительный комментарий, Эвелин повела сержанта в свой кабинет.

      Как и у других ассистентов, у Пенни в приемной части учреждения имелся свой крошечный кабинетик. Заметив Эвелин и Амарока, Пенни, говорившая в этом момент по телефону, помахала им рукой. Эвелин помахала ей в ответ, а сама задалась мысленным вопросом, заметила ли ее ассистентка, что она пришла на работу в той же одежде,