Стрекоза летит на север. Юлия Климова

себя как могла, вспоминая сюжеты прочитанных книг.

      Вопросы тянулись бесконечной вереницей, но, полагаясь на судьбу, я не стала их задавать. До правды все равно оставалось не так уж много километров, а Карина Филипповна явно не собиралась посвящать меня в семейные тайны.

      Машина остановилась около трехэтажного дома, напоминающего старинный особняк – строгий, аристократичный, цвета слоновой кости. Кругом кипела современная жизнь, и этот островок былого магнитом притягивал взгляд. Но, оглядевшись, на противоположной стороне улицы я увидела еще несколько похожих домов – меньше и гораздо скромнее, но тоже весьма интересных. А метров через двести уже пестрел рекламой огромный магазин, высились зеркальные домины-пеналы, плоский гигантский телевизор менял картинки, мимо неслись машины, автобусы, облака…

      У меня закружилась голова.

      – Закрой рот, – усмехнулась Карина Филипповна. – Бери свой мешок, и пошли.

      Дверь распахнул мужчина в серой униформе. Распахнул, сделал шаг назад и замер. Я поздоровалась и получила в ответ кивок.

      Ноги сразу ступили на мягкий ковер, а в нос ударил еще один запах из прошлого – ровный, спокойный, ничего не говорящий.

      – А босоножки снимать? – поинтересовалась я, чувствуя себя мышонком, добровольно отправляющимся в пасть страшной ловушки.

      – Не надо, – бросила Карина Филипповна и устремилась в глубь дома.

      Нет, дом дедушки и бабушки Павла не был музеем… Музеем были вот эти царские хоромы… Даже в журналах я не видела такого… Золото и бархат, ковры и картины, широкие шкафы и тумбы (сияющие, отражающие свет хрустальных люстр и бра), тяжелые подсвечники, шторы, отливающие перламутром, светлый и темный блестящий паркет, изогнутая лестница с гладкими перилами, высокие потолки, на которых изображены какие-то девушки в покрывалах, ангелы, зеленые ветки, голуби… И зал размером с наше деревенское футбольное поле (не слишком подходящее сравнение по сути, зато отлично отражающее размер). Чуть ли не весь первый этаж – зал! Полупустой, гулкий и от этого – величественный!

      В таком доме невозможно жить. Ну, нормальный человек не сможет… Я притормозила, быстро сняла босоножки, опасливо оглянулась и припустила за Кариной Филипповной, почти поднявшейся на второй этаж.

      Она остановилась около массивной красноватой двери, приоткрыла ее и спросила:

      – Мама, можно? Мы приехали.

      «Мы приехали, – мысленно повторила я и, кажется, стала меньше в два раза. – Сейчас меня съедят. Точно. Зажарят и съедят…» В эту секунду я подумала о том, что тетя Тома даже очень неплохая женщина: и пила немного, и материлась не каждый день, и все же никого не убила (хотя попытки были…). Я хотела обратно – подальше от этого музея! Я хотела вернуться в свой привычный мир, где на потолке трещины, а не полуобнаженные феи с арфами и лютнями.

      Вот так я и зашла в комнату, в новую жизнь: в одной руке наволочка с вещами, в другой – коричневые босоножки с пришитыми через край ремешками и отклеивающимися