История Сицилии. Джон Норвич

что примерно через сорок лет после памятной беседы в пещере архангела Михаила норманны сделались наиболее могущественной силой на юге Италии, в немалой степени благодаря семье некоего норманнского барона, проживавшей на полуострове Котантен; барона звали Танкред д’Отвиль. Сам Танкред прославился исключительно своей упорной плодовитостью. Две жены, одна после другой, родили ему по меньшей мере трех дочерей и как минимум дюжину сыновей, из которых пятеро отправились в Италию, а трое стали признанными вожаками. Один из них, Роберт Гвискар («Хитрец»), заслужил стоять в одном ряду с такими военными гениями, как Юлий Цезарь и Наполеон.

      У первого поколения норманнских иммигрантов Сицилия, пожалуй, не вызывала ни малейшего интереса, поскольку имелось чересчур много возможностей, что называется, под рукой. Однако в 1035 году гражданская война, призрак которой витал над островом уже несколько лет, вдруг стала реальностью. Эмир Палермо аль-Акхал столкнулся с войском мятежников, которое возглавлял его брат Абу Хафса и которое было усилено 6000 воинами из Африки под командованием Абдуллы, сына Зифрида, халифа Кайруана. Отчаявшись, эмир обратился за помощью к императору Михаилу IV в Константинополе. Михаил не захотел упускать такой шанс. Постоянные набеги арабских пиратов, что базировались на Сицилии, на Восточное Средиземноморье наносили изрядный урон византийской экономике. Страдали не только прибрежные города; константинопольские купцы жаловались, что пираты повсюду: цены на импорт опасно выросли, внешняя торговля испытывала трудности. Была и еще одна причина вмешаться. Для всех греков Сицилия являлась частью Византии по «праву рождения»; остров до сих пор мог похвастаться немалой долей грекоязычного населения. То обстоятельство, что Сицилией по-прежнему владели язычники, уязвляло имперскую безопасность и национальную гордость. Арабы должны уйти.

      Прежде чем император успел собрать значительные силы, пришла весть, что эмир аль-Акхал убит; но восстание быстро распространялось по Сицилии, и мусульмане, все больше и больше погрязавшие в междоусобицах, вряд ли смогут, как виделось, оказать серьезное сопротивление хорошо спланированному византийскому нападению. Поэтому приготовления продолжались, и в начале лета 1038 года корабли отплыли из Константинополя. Командовать экспедицией поручили величайшему среди тогдашних византийских полководцев Георгию Маниаку. По своему характеру и по внешнему облику он казался сверхчеловеком. Византийский хронист Михаил Пселл писал:

      Я сам видел этого человека и дивился на него… Чтобы смотреть на него, людям приходилось закидывать головы, словно они глядели на вершину холма или высокую гору; его манеры не были мягкими или приятными, но напоминали о буре; его голос звучал как гром; а его руки, казалось, подходили для того, чтобы рушить стены или разбивать бронзовые двери. Он мог прыгать, как лев, и его хмурый взгляд был ужасен[52].

      Экспедиция отправилась

52

Перевод Я. Н. Любарского. – Примеч. ред.