Он говорит. Владимир Березин

в стекле.

      Торопиться будет уже некуда. Вы разольёте по второй и снова закурите.

      Ветер будет гнать рваные серые облака, будто сварливые жёны – мужей. И в этот момент надо понять, что ничего больше не будет – ни Россий, ни Латвий, а будет только то, что есть – запах хлеба из магазина, гудрона из бочки и дешёвого курева. И ты будешь счастлив.

      В этот момент проковыляет мимо старушка и скажет:

      – Ну, подлецы.

      И ты улыбнёшься ей.

      Если соискатель сумеет в этот момент улыбнуться старухе, улыбнуться такой расслабленной улыбкой, после которой старушке даже расхочется плюнуть ему в залитые бесстыжие глаза – то, значит, он прошёл экзамен. Всё остальное: национальность, политические взгляды, ордена и пенсия – не важно, важна лишь эта улыбка русской небритой Кабирии, воспетой Венедиктом Ерофеевым.

      А уж дальше плачь вдосталь – хоть правым глазом, хоть левым.

      Потому как ты пьяный, и спросу с тебя никакого нет».

      Он говорит: «Я люблю смотреть телевизор.

      Дело-то стариковское, мне можно в этом признаваться. Это молодые сейчас нос воротят и не признаются.

      А сами смотрят.

      Сейчас им в свои компьютеры смотреть эстетичнее. А те, что с подвывертом хвастаются тем, что смотрят в окно.

      Телевизор становится в глазах наших детей уделом плебса, нашим уделом то есть. Но ругать телевидение вообще – занятие зряшное, вроде как ругать молодежь.

      Я и не ругаю.

      Но вот меня что там удручает, в телевизоре-то, так это людоеды.

      Потому как я был свидетелем прихода людоедов к нам.

      Тогда, уже довольно давно, появились телевизионные шоу с выбыванием – они проходили и в замкнутых пространствах, и на фоне тропических морей с пальмами по краям.

      Зрелища эти были людоедские.

      В них, на пути к призу, персонажи постоянно кого-то едят. Причем этот кто-то – их товарищ. Вот они, персонажи шоу, собрались в круг под софиты, выбежала перед ними тетенька с металлическим голосом – и ну они друг друга жрать. С той же серьёзностью, что и пара зэков, прихвативших в побег собрата. Зэки, задурив голову молодому недоумку, жуют корм, который так и зовется – “корова”.

      Зэки хотят жить, их ведёт по тайге угрюмый волчий закон.

      А телевизионных героев зовет не “зелёный прокурор”, то есть – побег, а буржуазная морковка. Я верно это чую, член КПСС с восемьдесят пятого, с того времени, когда надежды были и крепка страна. Говорят, нам это всё американцы занесли, да только про настоящих американцев я ещё расскажу.

      Может, какие и американцы, конечно, но – неправильные.

      И вот я, старик, видел, как под разными софитами, за стеклом и в тех местах, где стёкол вовсе нет, участники едят друг друга. И это не радостное соревнование, а волчий лагерный закон – “умри ты сегодня, а я завтра”.

      Неважно, что болтается перед участниками – миллион, ключи от квартиры, выгодный контракт, они добровольно жрут.

      Жрут, жрут своих же.

      И никому из этих людей внутренний голос не нашептывает ничего тревожного. Потому что