Курс на дно. Сергей Зверев

ликолепии диких джунглей» у каждого остаются свои, особые: восторженный турист, проведший пару недель где-нибудь в Малайзии, вспомнит недурной отель с кондиционером, катание на слоне, море, пляжи и прочую дребедень, а джунгли, которые, скорее всего, увидит лишь из окна комфортабельного автобуса, назовет «зеленым раем»; а вот какой-нибудь бывший «зеленый берет» из американской глубинки, прошедший более чем серьезную подготовку в Форт-Брэгге и сполна изведавший все прелести вьетнамских болот, кишащих змеями и вьетконговцами, наверняка вспомнит джунгли с отвращением и обзовет эти «поганые мокрые заросли» «зеленым адом»…

      Создавая нашу Землю, Всевышний, видимо, опасаясь, что материалов может не хватить, кое-где экономил, и таким образом получились тундра, степи-саванны-прерии, огромные пустыни и безжизненные нагромождения холодных гор. Потом, похоже, всего осталось слишком много, и все это досталось тропикам: невероятно богатый растительный и животный мир, много солнца, много ливневых дождей. Кроме массы вещей интересных и полезных, жарким тропикам таинственным образом досталась и способность рождать множество мерзких и страшных болезней вроде бубонной чумы, холеры и почти безобидной на их фоне малярии. Где-то в глубине душных болот зарождались и до сих пор зарождаются смертельные вирусы, распространяются, мутируют и, невидимые, несут людям болезни и смерть… По неведомой причине родиной многих известных недугов вроде того же «птичьего гриппа» как раз и стали районы Юго-Восточной Азии: Южный Китай, Мьянма, Малайзия с Индонезией и им подобные теплые страны. Именно поэтому и Международная научная экспедиция, направленная известной организацией с названием, включающим слова «Красный Крест и Красный Полумесяц», для изучения уже известных и новых вирусов, расположилась на восточном побережье острова Суматра – почти на линии экватора и примерно напротив отделенного Малаккским проливом знаменитого города-порта-государства Сингапур…

      …Обильный ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и все вокруг засверкало-заискрилось еще более яркими красками; вновь ошалело закричали-запищали на все голоса птицы в недалеких зарослях, примолкшие было на время дождя, стеной обрушившегося на побережье и на крохотный поселок экспедиции, состоявший из нескольких сборных домиков, в самом большом из них, отмеченном мачтой с лениво шевелившимся флагом с изображением красного креста и полумесяца, расположилась лаборатория.

      – Эдуард Викторович, а у вас в школе прозвище какое-нибудь было?

      Темноволосая девушка лет двадцати пяти, очень приятной внешности, в которой легко угадывалось присутствие восточной крови, с интересом взглянула на начальника экспедиции – естественно, «ученого с именем», доктора медицинских наук и своего непосредственного шефа, колдовавшего над электронным микроскопом. Шеф, Эдуард Ракитин, ничуть не напоминал растиражированный образ полусумасшедшего профессора с всклокоченной шевелюрой, бегающего около школьной доски с мелком в руках и бормочущего что-нибудь вроде архимедовского «Эврика!». Напротив, доктор наук был высок, поджар, широк в плечах и довольно недурен собой. Единственное, что при желании можно было найти общего с киношным профессором, – это пышная светло-русая шевелюра, но у Ракитина она была чисто вымытой и ухоженной. Дополняли образ почти голливудского супермена холодноватые и порой иронически-насмешливые серые глаза, умевшие быть и злыми, и жесткими.

      – Что? А, прозвище… – Доктор на секунду отвлекся от окуляров микроскопа и, что-то торопливо черкнув в блокноте, повернулся к обаятельной девушке-ассистенту и добродушно улыбнулся. – Да вроде бы нет, не было. То Эдиком пацаны называли, то просто Ракитиным, в старших классах и в институте – Эд, док… Вообще-то, в детстве я свое имя ненавидел! Папаша с мамой в честь Эдуарда Хиля назвали – был в те годы страшно популярный певец… Да, собственно, почему был – он, слава богу, и сейчас жив-здоров! А может быть, папка имел в виду Стрельцова – тоже известный был парень, футболист…

      – Так ненавидели-то за что? Нормальное имя – как у английских королей…

      – За что? – вновь улыбнулся Ракитин. – А за то, что бабушка по вечерам кричала на весь двор: «Едик! Домой!!» Все люди как люди, а я – Едик! Хуже собачьей клички… Король Едик VI! Ты мне лучше вот объясни, почему ты Таня, а не Саида, Лейла или Гюльчатай какая-нибудь? У тебя ведь отец – узбек, так?

      – Зато мама – русская, – лукаво улыбнулась Татьяна, – а от смешанных браков, между прочим, получаются самые красивые дети. И кроме того, мама преподавала в школе русскую литературу, а как же еще могла назвать свою дочь почитательница Пушкина? Все та же самая «милая Татьяна»…

      – Кстати, барышня, а что милая Татьяна изволят делать сегодня вечерком, а? Принимаете сегодня? Как вы отнесетесь к визиту некоего вольнодумца-соседа, что «сумасброд и пьет одно стаканом красное вино»?

      – Ну, до вечера еще далеко… Барышня подумает. – Татьяна неопределенно пошевелила ухоженными пальчиками с коротко, по-медицински, стриженными ноготками и устало добавила: – Мы, товарищ начальник, между прочим, еще и не обедали…

      – Что там у них сегодня? А впрочем, что я спрашиваю… Суп куриный «сотей аям», курица карри, салат типа местный силос… тьфу! – Эдуард