Отряд-2. Алексей Евтушенко

я уж думал, что медперсонал с нашим уходом останется без работы, – громко пробормотал Стихарь, наблюдая вместе со всеми, как окровавленного укладывают на каталку. – Черт возьми, откуда эти ребята? С Бородинского поля?

      – Шевардинский редут, – блеснул зубами солдат с перевязанной головой, услышав слова Стихаря. – Досталось, вот…. Пришлось срочно эвакуироваться. А наши еще там остались. Ничего, если дальше дело пойдет так как началось, то к вечеру тут свободных палат не останется. А вы откуда, ребята?

      – Лето сорок третьего, – серьезно сказал Дитц. – Тысяча девятьсот.

      – О! – с уважением качнул головой усатый. – Курская дуга? Слышал, но сам не пробовал. Ладно, счастливо. Пойду подлатаюсь, а то что-то мне хренвато….

      Они проводили солдата глазами и, не торопясь, пошли к выходу с больничной территории.

      – Это у них, насколько я понимаю, такие военные игры, – метров через двадцать высказался Карл Хейниц. – Только с настоящим оружием.

      – Похоже на то, – поддержал разговор Стихарь. – Да и Николай об этом же говорил. Разыгрывают бои и сражения из разных времен. А медицина у них такая, что умереть не боятся. Знают, что врачи в любом случае вытащат.

      – А зачем? – неожиданно спросил Вешняк.

      – Что «зачем»?

      – Ну, зачем им это? Мало, что ли, настоящей войны?

      – А может, у них нет войн? – предположил Малышев и даже приостановился, пораженный собственным высказыванием.

      – Как это «нет»? – удивился Майер. – А что же тогда у них есть?

      – Например, мир, – хохотнул Валерка. – Вечный и нерушимый.

      – Так не бывает, – убежденно сказал Руди. – Где-нибудь, пусть небольшая, но война всегда есть обязательно. Это сидит в человеческой натуре так глубоко и прочно, что никаким воспитанием и никакой моралью не выковыряешь. Даже христианской.

      – Я бы даже сказал, в особенности христианской, – уточнил Карл Хейниц.

      – Почему «в особенности»? – лениво поинтересовался Вешняк.

      – Потому что история христианства – это история войн за веру.

      – Или преступлений во имя веры, – поддержал разговор Велга. – Например, испанская инквизиция.

      – А подвиги? – тихо спросила Аня, но так, что ее все услышали.

      – Что «подвиги»?

      – Подвиги во имя веры? Разве их не было? Или было мало? Причем не военные подвиги, как вы сразу подумали. Точнее, не только они или даже не столько они. Подвиги духовные. Вы, Саша, просто плохо знаете историю христианства. Вернее, совсем ее не знаете. Это понятно – вас ведь учили, что религия – это опиум для народа.

      – А что, разве не так? – попытался улыбнуться Велга, но улыбка вышла кривой.

      – Не так, товарищ лейтенант, – шумно вздохнул Малышев. – Религия – это опора и духовная поддержка.

      – Опора… – повторил Велга с сомнением. – Костыль, ты хочешь сказать?

      – Удивительное дело, господа! – громко сказал Дитц таким голосом, что все замолчали. – Удивительное дело, как быстро мы все расслабились. Позволю себе напомнить,