Любовь колдуна. Елена Арсеньева

вдруг вспомнил, что в пору его детства этот кинотеатр назывался «Гранд-электро», потом – «Фантомас», затем – «Искра», а «Хроникой» он стал только год назад, в тридцать шестом. Они с Лизой смотрели там фильм… фильм…

      Больше ничего вспомнить не удалось – снова ударила в виски кровь, и Гроза упал на обочину.

      Лиза неловко повалилась рядом с ним на колени, чудом не уронив детей. Вгляделась в странно скривившееся лицо мужа, заметила его неловко вывернутую руку…

      И ей стало холодно от страха.

      Удар! Это удар. Мозг Грозы не выдержал напряжения.

      – Ли… Ли… за…

      – Митя, я здесь.

      Говорить он уже не мог, однако мог еще думать – думать из последних сил. Мог еще просить мысленно…

      Да Лизе не надо было ничего объяснять! Если их арестуют, что ждет детей? Сашку и Женечку?

      Они еще крошечные совсем. Они даже не успели запомнить своих маму и папу. Им и забывать-то нечего! Они еще беспамятны: это два чистых листка, на которых можно написать что угодно, добро или зло.

      Добро?!

      Какое «добро» напишут на этих листках те, от кого пытаются спастись они с Грозой?

      – Митя, нам не уйти, – сказала Лиза. – Ты понимаешь?

      Он издал какой-то невнятный звук, и Лиза догадалась, что сил у него осталось совсем мало.

      Гроза просил бросить его, бежать, но куда она побежит с двумя младенцами? Да по ее следам будут брошены все силы НКВД! Ей не уйти.

      А потом? Залитая чужой кровью стена в каком-нибудь подвале? Или лагерь, куда она попадет сумасшедшей от пыток старухой?

      Но главное – дети! Их надо спасти!

      «Марианна! Марианна!» – мысленно звала Лиза сестру.

      Отклика не было.

      Чудится, этот зов разбивается о черную стену. Марианна, да где же ты?!

      – Лиза! – прохрипел Гроза. – Умираю! Нам не спастись. Пошли им сигнал. Прикажи – пусть придут и застрелят нас! Но надо позаботиться о детях…

      – Да, – сказала Лиза. – Я все сделаю.

      Она опустила детей на траву, наклонилась, всмотрелась в лицо мужа, положила руку на его лоб, зажмурилась – и вмиг постигла все, что он видел и что задумал в своих последних жизненных усилиях.

      Лиза увидела парадный подъезд их дома, где на четвертом этаже застыли в нелепых позах три человека в черном. Их трое, да те двое, которые застряли в нижней квартире, да шофер в «эмке»…

      После сигнала, который освободит их от оцепенения, они будут здесь через пять минут, это самое большее. Недолго ждать…

      «Tempestas![6]» – отправила она сигнальное слово в пространство и взяла мужа за руку.

      Это прикосновение придавало ему сил для того последнего дела, которое он задумал и должен был осуществить.

      Лиза принимала его слабые мысленные посылы и оплетала их стальной проволокой своей воли.

      Как ни странно, сейчас, на пороге смерти, она и мучительно страдала, и в то же время восторгалась той силой, которую наконец ощутила в себе. Чудилось, стоит она на каком-то огненном пороге, а перед нею замерла подвластная ей мягкая масса, из которой она может лепить

6

Tempestas – гроза (лат.).