Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ. Татьяна Гаврилина

      «Летний отдых обдумав взвешено…»

      Летний отдых обдумав взвешено,

      Я в деревню поехала, в Мешено,

      Где моя проживала бабушка.

      Я любила ее оладушки,

      Пирожки с лучком и картошкою,

      Я спала на печи вместе с кошкою

      И совсем не скучала по городу,

      С коромыслом ходила по воду,

      Хоть к тому не была привычною.

      Я кормила цыплят пшеничкою

      И остывшею пшенной кашею,

      Я скоблила ножом пол некрашеный

      В пятистенке сухом и бревенчатом,

      Самовар раздувала вечером

      Сапогом с голенищем хромовым,

      Пол в хлеву устилала соломою.

      Я одежду забросила модную,

      Не могла надышаться свободою.

      Я пила молоко топленое.

      Я любила стоять пред иконами

      Почерневшими, очень старыми.

      Мне казались Святые усталыми,

      Богоматерь с младенцем горестной.

      Ей и кланялась бабушка поясно

      И шептала молитву долгую.

      Ну, а я была комсомолкою,

      Жизнь иными мерками мерила.

      Я вышучивала суеверия,

      Предрассудки и страхи дремучие,

      Мы с ней спорили в редких случаях

      Между делом, легко, с прибаутками,

      Оставаясь друг к другу чуткими.

      В этом споре и не было правого.

      Меня местные звали: – Павою, —

      Или просто: – Эй, ты приезжая!

      Я серьезной была и сдержанной.

      Меня видели часто с книжками.

      Я еще не дружила с мальчишками.

      Все они мне казались глупыми,

      неотесанными и грубыми.

      С них и спрашивать было нечего.

      ***

      Но вот как-то однажды вечером

      У реки, там, где ивы купаются,

      Ты окликнул меня:

      – Красавица!

      Не скучаешь одна на лавочке?

      Торопились на танцы парочки,

      Где-то пела гармонь далекая

      И в груди моей что-то екнуло.

      Мне и вправду было невесело,

      Только гордость вдруг перевесила

      И ответила я раскованно:

      – Как-нибудь обойдусь без клоуна.

      Ты смолчал, лишь уздечка звякнула.

      И зачем только я это ляпнула.

      Конь заржал и зацокал копытами…

      И осталась я позабытою,

      Молчаливой, во всем неправою

      На скамье под луной лукавою,

      Обвиняя себя бесстыжую,

      Что теперь тебя не увижу я.

      Вспоминала глаза и волосы,

      И каким говорил ты голосом,

      Руки жилистые и ловкие,

      Как вскочил на коня со сноровкой ты,

      Как с обидой своею справился.

      Ты тогда уже мне понравился.

      ***

      Я боролась всю ночь с бессонницей,

      Я хотела с тобой познакомиться,

      Целый день притворялась беспечною

      И едва дотянула до вечера.

      Я была из десятка неробкого…

      Ты коней вел все той же тропкою,

      Но меня ни о чем не спрашивал.

      – Эй, чем кони твои накрашены? —

      Начала я сама. Чуть выждала

      И добавила:

      – Слишком уж рыжие.

      Но ты руки развел:

      – Так случается.

      Если хочешь, давай покатаемся.

      И слова твои были вежливы,

      Ио глаза озорны, насмешливы.

      В небе ярко сияло полмесяца.

      Я плохою была наездницей,

      Но ответила:

      – Что ж попробуем!

      И ресницы твои чуть дрогнули,

      Ты смотрел на меня растерянно.

      Я сама была не уверенна,

      Что смогу, что я это сделаю,

      Но тебе уступать не хотела я.

      И твой конь подо мною взлаивал,

      Не скакал, а едва вышагивал,

      Темным глазом косил испуганно

      На меня – «что ты делаешь, пугало?».

      Я в бока его била пятками,

      За тобою следила украдкой,

      Как ты водишь коня поводьями,

      А потом получилось, вроде бы.

      ***

      Как бескрылая птица летела я…

      Были мы с конем одно целое

      И,