Отверженные. Виктор Гюго

епископ, барон Ванский; Сезар де Сабран Форкалькьерский, владетельный епископ Гландевский, и Жан Соанен, пресвитер оратории, придворный королевский проповедник, владетельный епископ Сенезский. Портреты этих семи высокочтимых особ украшали стены столовой, и знаменательная дата – 29 июля 1714 года – была золотыми буквами выгравирована на белой мраморной доске.

      Больница помещалась в тесном, низеньком двухэтажном доме, при котором был небольшой садик.

      Через три дня после приезда епископ посетил больницу, а затем попросил смотрителя пожаловать к нему.

      – Господин смотритель, сколько больных у вас в настоящее время? – спросил он.

      – Двадцать шесть, монсеньор.

      – Да, я насчитал столько же, – подтвердил епископ.

      – Кровати стоят слишком близко одна к другой, – добавил смотритель больницы.

      – Да, я это тоже заметил.

      – Комнаты не приспособлены для палат, и проветривать их довольно затруднительно.

      – Да, и мне показалось, что это так.

      – И знаете ли, когда выпадает солнечный день, садик далеко не вмещает всех выздоравливающих.

      – И я подумал об этом.

      – Во время эпидемий – в нынешнем году это был тиф, а два года тому назад горячка – у нас иногда до сотни больных, и мы просто не знаем, что с ними делать.

      – Да, эта мысль тоже пришла мне в голову.

      – Ничего не поделаешь, монсеньор, – сказал смотритель, – приходится мириться.

      Этот разговор происходил в столовой нижнего этажа, имевшей форму галереи.

      С минуту епископ хранил молчание.

      – Сударь, – спросил он вдруг смотрителя больницы, – сколько кроватей могло бы, по-вашему, поместиться в одной этой комнате?

      – В столовой вашего высокопреосвященства? – с изумлением вскричал смотритель.

      Епископ обводил комнату взглядом и, казалось, мысленно производил какие-то измерения и расчеты.

      – Здесь можно разместить не менее двадцати кроватей, – сказал он как бы про себя. – Послушайте, господин смотритель, я вот что хочу сказать, – продолжал он громче. – Тут, по-видимому, какая-то ошибка. Вас двадцать шесть человек, и вы ютитесь в пяти или шести маленьких комнатках. Нас же только трое, а места у нас хватит на шестьдесят человек. Повторяю, тут явная ошибка. Вы заняли мое жилище, а я ваше. Верните мне мой дом. Здесь же – хозяева вы.

      На следующий день все двадцать шесть больных бедняков были переведены в епископский дворец, а епископ занял больничный домик.

      Господин Мириэль не имел состояния, так как семья его была разорена во время революции. Его сестра пользовалась пожизненной рентой в пятьсот франков, которых при их скромной жизни в церковном доме хватало на ее личные расходы. Как епископ г-н Мириэль получал от государства содержание в пятнадцать тысяч ливров. Перебравшись в больницу, он в тот же день, раз и навсегда, определил расходование этой суммы следующим образом. Приводим смету, написанную им собственноручно:

Смета