Отверженные. Виктор Гюго

как сыщик Жавер схватил за шиворот г-на мэра; она увидела, как г-н мэр опустил голову. Ей показалось, что рушится мир.

      Жавер, действительно, взял за шиворот Жана Вальжана.

      – Господин мэр! – вскричала Фантина.

      Жавер разразился смехом, своим ужасным смехом, обнажавшим его зубы до десен.

      – Никакого господина мэра здесь больше нет!

      Жан Вальжан не сделал попытки отстранить руку, державшую его за воротник редингота. Он сказал:

      – Жавер…

      – Я для тебя «господин полицейский надзиратель», – перебил его Жавер.

      – Сударь, – снова начал Жан Вальжан, – мне хотелось бы сказать вам несколько слов наедине.

      – Громко! Говори громко! – ответил Жавер. – Со мной не шепчутся!

      Жан Вальжан продолжал, понизив голос:

      – Я хочу обратиться к вам с просьбой…

      – А я приказываю тебе говорить громко.

      – Но этого не должен слышать никто, кроме вас…

      – Какое мне дело? Я не желаю слушать!

      Жан Вальжан повернулся к нему лицом и проговорил торопливо и очень тихо:

      – Дайте мне три дня! Только три дня, чтобы я мог съездить за ребенком этой несчастной женщины! Я уплачу все, что будет нужно. Вы можете меня сопровождать, если захотите.

      – Да ты шутишь! – крикнул Жавер. – Право же, я не считал тебя за дурака! Ты просишь дать тебе три дня. Сам задумал удрать, а говорит, что хочет поехать за ребенком этой девки! Ха-ха-ха! Здорово! Вот это здорово!

      Фантина затрепетала.

      – За моим ребенком! – вскричала она. – Поехать за моим ребенком! Значит, ее здесь нет? Сестрица, отвечайте мне: где Козетта? Дайте мне моего ребенка! Господин Мадлен! Господин мэр!

      Жавер топнул ногой.

      – И эта туда же! Замолчишь ли ты, мерзавка! Что за негодная страна, где каторжников назначают мэрами, а за публичными девками ухаживают, как за графинями! Ну, нет! Теперь все это переменится. Давно пора!

      Он пристально посмотрел на Фантину и добавил, снова ухватив галстук, ворот рубашки и воротник редингота Жана Вальжана:

      – Говорят тебе, нет здесь никакого господина Мадлена, и никакого господина мэра здесь нет. Есть вор, разбойник, есть каторжник по имени Жан Вальжан! Его-то я и держу! Вот и все!

      Фантина вдруг приподнялась, опираясь на застывшие руки; она взглянула на Жана Вальжана, на Жавера, на монахиню, открыла рот, словно собираясь что-то сказать, какой-то хрип вырвался у нее из глубины груди, зубы застучали, она в отчаянье протянула вперед обе руки, ловя воздух пальцами, словно утопающая, которая ищет, за что бы ей ухватиться, и опрокинулась на подушку. Голова ее ударилась об изголовье кровати и упала на грудь; рот и глаза остались открытыми, взор погас.

      Она была мертва.

      Жан Вальжан положил свою руку на руку державшего его Жавера и разжал ее, словно руку ребенка, потом сказал Жаверу:

      – Вы убили эту женщину.

      – Хватит! – с яростью крикнул Жавер. – Я пришел сюда не за тем, чтобы выслушивать нравоучения. Обойдемся без них. Стража внизу. Немедленно иди за мной, не то – наручники!

      В