Неоконченный портрет. Мэри Уэстмакотт

странным, каким мог показаться на первый взгляд. Я кое-что смыслю в нервных расстройствах. Трое из моих друзей были контужены на войне. Что такое физическое увечье, я испытал на себе. Я знаю, что бывают и душевные увечья. После лечения ущербность внешне не заметна, но она присутствует. У человека есть лишь один изъян, но он все равно калека. Признаться, я слегка лукавил, обещая, что время ее исцелит, – ведь душевные раны не излечиваются.

      – Ну хорошо, – продолжал я, – но ведь то, что вы задумали, гораздо страшнее.

      В первый раз мне, кажется, удалось слегка задеть собеседницу за живое.

      – Нет! – воскликнула она. – Когда ждешь повторения пережитого кошмара – это одно. Неизвестность – совсем другое. Она притягивает. В ней есть что-то от авантюры. В конце концов, смерть может оказаться чем угодно.

      Слово, которого мы, будто сговорившись, до сих пор избегали, впервые было произнесено. Смерть…

      – Как вы догадались, что я хочу?.. – запоздало удивилась она.

      – Точно объяснить не могу, – признался я. – Я сам испытывал подобное.

      – А-а. Понятно.

      В этот момент, наблюдая безразличие, с которым она восприняла мои слова, я дал себе слово опекать ее, сделать для нее все, что в моих силах. Видите ли, я до смерти устал от сердобольных женщин, стремящихся своей заботой облегчить мои муки. Я нуждался – хотя и не сознавал этого – в ком-то, кому была необходима моя забота. Я хотел отдавать, а не получать.

      Селия же не думала, да и не могла бы меня пожалеть. Пройдя через жестокие страдания, оставившие глубокие горестные складки у ее губ, она не имела больше жалости ни к себе, ни к другим. По ее признанию, всю свою жалость она растратила впустую, из-за собственной глупости. Мои несчастья она воспринимала лишь как причину, благодаря которой я разгадал ее планы. Я также сообразил, что Селия живет в мире своего детства, пробудившегося в ее воображении. Там она искала спасения от беспощадности мира настоящего. Ее апатия породила во мне жажду деятельности. Она оказалась как раз тем человеком, которого я искал в течение последних десяти лет. Она словно бросила мне призыв к действию – и я ему внял.

      Итак, я начал действовать. Больше всего я боялся оставить ее одну и прилип к ней как банный лист. В город мы возвращались вместе, причем по дороге Селия не выказала ни тени раздражения моей навязчивостью – для этого у нее было достаточно благоразумия. Она понимала, что я не отстану и сейчас ей все равно не удастся свести счеты с жизнью. Но мне было ясно без слов, что она не отказалась от своего намерения, а лишь решила подождать удобного случая.

      Я не стану погружаться в описание старинного испанского городка, нашего совместного ужина или рассказывать, как я тайно перебрался из своей гостиницы в ту, где жила Селия, – все это несущественные мелочи. Главным же являлось то, что я должен был находиться рядом до тех пор, пока она не очнется и не капитулирует.

      После ужина, когда она поднялась из-за стола, собираясь идти к себе в номер, я сказал:

      – У вас есть десять минут. Ровно через десять минут я к вам приду.

      Зная, что ее номер