Перебежчик. Евгений Сухов

он спалил их из огнемета.

      Лейтенант доложил капитану Мишелевскому об успехе операции и с веселым злорадством добавил:

      – Ох как визжали эти русские свиньи!

      Писаревка устраивала Мишелевского еще и тем, что от нее на село Стецковку и дальше, на город Сумы шла вполне сносная трасса. По этой дороге до Сум на двадцатипятисильном «Кюбельвагене» езды всего-то чуть более получаса. И вот вам уже цивилизация! Не ахти какая, конечно, но парочка сносных ресторанов и драматический театрик с дивертисментами после восьмидесятиминутного спектакля там все же присутствовали.

      В театре служили актриски и певички на самый разный вкус. Доступны, естественно, были не все. Но хватало и таких особ, которые не чурались приключений с симпатичным немецким офицером.

      Правда, тут следовало действовать осторожно, особо не распространяться о своих победах над местными красавицами, поскольку начальство не одобряло слишком тесных связей со славянками. Капитан Эрнст Мишелевский мог припомнить пару случаев, когда подобные романы прерывали карьеры самых перспективных офицеров.

      В самом городе в конце июля сорок третьего года уже чувствовалась какая-то нервозность. Немцы перестали церемониться с местным населением. Если еще год назад за спекуляцию городской суд, работавший при оккупантах, давал двенадцать месяцев принудительных работ, то теперь за то же самое можно было загреметь в тюрьму на три года с полной конфискацией имущества.

      Торговля на рынках и базарах свернулась как-то сама собой. Исчезли коммерческие палатки и лабазы с площадей и больших перекрестков. Люди теперь стали продавать и покупать гораздо меньше. Они разъезжали по близким и дальним селам и обменивали вещи на продукты.

      За взятку в крупном размере теперь вместо тюрьмы могли и к стенке поставить. А за чтение советской листовки грозил расстрел на месте. Смешно, конечно, но такое же наказание полагалось за вооруженный разбой и грабеж.

      Количество арестованных было столь велико, что немцам пришлось устроить филиал тюрьмы в здании клуба рафинадного завода. Заключенных кормили нерегулярно. Если бы не родственники, которые носили им еду, то положение арестованных было бы не намного лучшим, нежели у пленных красноармейцев, содержащихся в заводском общежитии того же рафинадного завода.

      Заключенных, как и военнопленных, немцы ежедневно гоняли на работы. С теми людьми, которые нарушали установленный порядок, пытались сбежать или были настолько слабы, что не могли работать, они не церемонились, расстреливали в карьере кирпичного завода или прямо в хозяйственном дворе тюрьмы.

      В начале августа работники городской комендатуры всю ночь сжигали в огромных жестяных бочках с дырками какие-то бумаги, не иначе как свой архив. За данной процедурой лично следил комендант города подполковник Шиммель. Это было скверным знаком. Сдача города Сумы русским, увы, не исключалась.

      Передышка на фронте, начавшаяся еще в марте, явно затянулась