Ледяные коньки. Серия «Очень маленькое созвездие». Ольга Апреликова

ые коньки

      Часть первая. ЯЩЕРИЦА

      1. Северный город

      Такой мокрый, паршивенький денек не показался бы волшебным никому. А ему – казался. С самого утра, как проснулся и посмотрел в окно: а там, в ночном еще, черном небе – громадные, близкие звезды. Родные. Но ведь он уже всю осень честно старался стать как все! Им-то, всем, ведь не мерещится никакого волшебства, им-то звезды семьей не кажутся!! Так старался! Чтобы изменить себя, он даже, переживая эту осень, жмурился, чтоб не замечать никакой скрытой красоты и волшебства ни в чем: красота, несовпадающая с реальностью, мучила, рождала темную тоску и что-то ужасное, сиротское, смутно определяемое чувством: «Мне здесь не место. Меня зовут».

      Куда зовут, кто? Кому он нужен? Стоп. Все это – выдумки, блажь. Все это – яд одиночества. Не заиграться бы. Хватит искать сказки. А то сдадут в лечебницу для психов и будут правы… Взрослеть пора. Ведь сам себе давно не рад. А взрослых, которые устали его караулить, давно жалко. Но что с собой сделать, чтоб стать-то «как все»? Чтоб перестали считать ненормальным и не караулили каждый шаг? Вытрясти бы из головы свои золотые игрушечные, детские тайны, не убегать больше никуда… Но как? Как? Вот этот день, сегодня – невыносимый ведь, странный день, прекрасный… Похожий на крупную каменную бусину, гладкую, холодную, ноябрьскую, всю серую от асфальта и снега, но, чуть тронешь, переливающуюся темными разводами воспоминаний и золотыми – тяжелых мыслей. «Зовут». Неужели – всего лишь мерещится? Неужели – он всего лишь псих, больной дурачок?

      Он оглянулся и вздрогнул: почудилось, что яркий, душный, полный детского шепота и шороха класс только снится. Нет, все вправду. Стены, парты, дети… Поморщился, потер лоб и снова стал смотреть в темнеющее окно. Там крупный мокрый снег, там сумерки.… Там северный ветер. И четыре стороны света. И там Путь. Там на улице, за школьным двором, за черными голыми деревьями плавно останавливаются светящиеся трамваи: запрыгнуть – и уедешь… Куда захочешь… А куда? Некуда. Не к кому. Он – один на свете. Все.

      Хватит.

      Он заставил себя опустить глаза в тетрадь и вникнуть в длинное уравнение. Сосед по парте суетливо возился с новой тупой игрой в телефоне. Обидно, что дети вокруг – всего лишь дети. Их наивность и пристрастие к пустякам не давали ладить с ними. Хотя взрослые еще хуже: тоже заняты пустяками, тоже говорят глупости – но имеют право приказывать, контролировать, навязывать бессмысленные обязанности и держать в четырех стенах. Так одиноко… И скучно. И пусто. Так, икс будет равен…

      А «родители» считают ненормальным и глаз не спускают: ведь он при любой возможности убегает из дома. Куда глаза глядят. Беглец такой. Придурок. И всегда – далеко, так далеко, что возвращаться сил не хватало. И с целью непонятной. И как бы, поймав, все ни выпытывали, как бы он сам ни старался понять, от чего так несчастен – ведь нормальная, обыкновенная жизнь, – чего ему на самом деле хочется – ведь любой каприз, только скажи, – что его гонит бродяжничать – нет разумных ответов. Убегал и все. Как зверек. В любую щель – к свободе. Может, правда – псих? Сумасшедший?

      Ведь никогда не обижали. Голоса ни разу не повысили. Баловали. Все покупали, только скажи. Зачем убегать, если б не Путь, не это ужасное и ничем не отменимое «Зовут»? Зачем болтаться черт знает где? Нет у него страсти к приключениям, нет. «Родители» не поверили бы, если б он сказал правду – на самом-то деле бродяжничество ужасно. Это очень тягостно, голодно, опасно и просто скучно. Особенно когда потеряешь Путь и нужно выбираться обратно из какой-нибудь глухомани.

      И возвращаться противно: дом-то, куда нужно вернуться – не его настоящий дом; мужчина и женщина, которые его кормили и одевали – не его настоящие родители. А лишь бездетная пара, по каким-то не очень понятным резонам оформившая опеку над ним годовалым. Для полного семейного счастья? Он теперь сомневался. Таких, таких, как он – не выбирают. Зачем же выбрали? Что их заставило? Или – кто? В последнее время он был уверен, что «родители» взяли его вовсе не по собственной воле. Уж слишком им тяжело с ним. Они гордились им, пока он на детсадовских утренниках звонко читал стишки. Теперь – обуза. Эти мужчина и женщина – хорошие, умные люди. Только вот он вырос из лобастого ласкового малыша в упрямого и мрачного, нелюдимого школьника, а у них родился собственный мальчик. А он… Больно было за их тревогу и хлопоты, за возвращения, когда сидишь рядом в машине, и взрослый не знает, что говорить. А сам не можешь говорить от стыда. Они не ругали за побеги, пытались вникнуть и помочь. Стали даже больше баловать, покупали подарки, будто он нуждался в утешениях. Им было страшно. Им было тошно. Потому что перед его волей и мрачностью – они беспомощны… Блин, да он уже просто вмерз в свою мрачность и самообладание, как булыжник в лед. И непонятно, как стать человечнее. И надо ли. Потому что… Потому что все вокруг… Или бесит (глупость окружающих), или тупо достало (школа и контроль), или пинком под ребра будит злую тоску (что-нибудь хорошее, но убогое): где-то есть все то же самое, но свое и в сто раз лучше… Только где? Или он все-таки просто депрессивный псих? Химия мозга – отстой? Фиг поймешь…

      Жалко их.

      Да,