Сверхдержава. Андрей Плеханов

тортом. И когда президент снова говорил о неагрессивности, приличному и вежливому Шрайнеру хотелось надраться в баре и засветить кому-нибудь кулаком в глаз.

      Рихард отчаянно желал выпить чего-нибудь крепкого – водки, или бренди, или на худой конец шнапса. Но, как выяснилось, гостиница «Ярославская» не входила в «алкогольную зону». Черт возьми!!! Где же находится эта проклятая и желанная алкогольная зона? Можно надеяться, что ближе, чем Уральские горы? Герр Шрайнер имел маленькую личную традицию: напиваться в стельку в первый день приезда в любую командировку. Сейчас он был неприлично трезв, и вся инопланетная роскошь России не могла компенсировать ему этого возмутительного неудобства.

      ГЛАВА 4

      РОССИЯ. 1999 ГОД. ИЮНЬ

      РЕТРОСПЕКТИВА ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ЖИЗНИ

      Николай Николаевич Краев находился в жутком душевном раздрае. Не лежалось ему на диване, не курилось. Книжки осточертели. И даже любимый «Будвайзер» не лез в глотку, застревал где-то на уровне хрящевого надгортанника.

      Однажды, со злостью запулив книгой в стену, в импортные финские обои, Краев кряхтя поднялся и поплелся к телефону. Боли в спине замучили его к этому времени совершенно.

      – Давила? – сказал он в трубку. – Слушай, у тебя хороший специалист по спине есть? Невропатолог, или мануальщик, или кто там еще, мать их? Дышать уже больше не могу.

      – Самый лучший специалист по твоей спине – это я, – в голосе Жукова не читалось ни малейшего удивления. – Приходи, мой сладкий. Я устою тебе такие тепловые процедуры, что ад покажется ледяной Антарктидой. Ты будешь бегать как владимирский тяжеловоз и тащить на своей якобы больной спине три центнера полезного груза.

      – Для кого полезного?

      – Для тебя, милый, для тебя. Согласись, тебе нужна хорошая встряска. Рок-н-ролл на всю ночь. Забыл прикол, чувак? Отлежал мозги на диване? Спорю на правое яйцо Ричи Блэкмора…

* * *

      Николай не забыл ничего. Хотел бы забыть – да память у него была так устроена, что не хоронила ничего. Тем более не мог забыть он хорошего. А дружба с Илюхой Жуковым – что было в его жизни лучше?

      Оба они учились в Верхневолжском Университете, несли тяготы и лишения студенческой жизни на разных факультетах. Коля – на истфиле, Илья – на экономическом. И сами они были разными – молчаливый, худой Николай, упрямый до исступления, и Илюха – тогда еще не такой круглый, но уже начинающий круглеть – живой, подвижный, штопором ввинчивающийся в любую компанию. Жить друг без друга не могли. Ругались, чуть ли не дрались, и клялись, что с этим уродом – больше никогда. И встречались снова – уже на следующий день. «Ты как, чувак?» «А ты как, Давила?» И улыбки – от уха до уха. Продирались вместе из болота обыденности по лестнице в небо. Придумывали себя, лепили совместными усилиями двух человек сразу – из двух кусков глины.

      Был у них изъян, общий на двоих. Они совершенно не вписывались в комсомольскую жизнь Университета. До статуса мелких диссидентов не дотягивали, открыто не бузили,