Барон и Рак. Андрей Бинев

вшей кастрюлей с пельменями и вылавливал их, холодных и скользких, огромными руками с кривыми траурными ногтями. Он громко чавкал и сопел носом, похожим на сизый картофельный клубень. По нечесаной бородище стекали искрящиеся капельки бульона, словно бисер обсыпался из его почти беззубой пасти.

      Мужик покосился на дверь и увидел, что там возмущенно замер старик в белом, как снег, фартуке. Он был щуплым, а животик у него круглым и аккуратным, будто пришитым под узкой грудью.

      – Я щаз, щаз…, – пробасил мужик, заталкивая в рот рукой сразу два аккуратно скрученных холодных мелких пельменя, – Голодно, дед! Три дня не жрал…

      – Ты, как здесь, сволочь! – только и молвил старик и швырнул на кафельный пол полотенце, которое держал в руке, когда заглянул на шум в кухню.

      – Погоди, отец! Христом богом прошу! Я это…, быстро щаз…и пошел… – грузный бородатый мужик ещё ниже склонился над кастрюлей и торопливо зачерпнул несколько скользких пельменей, видимо прямо со дна.

      Один пельмень сноровисто вывернулся было из его грубых пальцев, но мужик оказался проворнее – он подхватил его ладонью другой руки и тут же заправил и в без того набитый пельменями рот.

      Старик вдруг пружинно подпрыгнул на месте и заверещал срывающимся голосом:

      – Охрана, мать вашу! Охрана!

      – Чего орешь, дед! – мужик отпрянул от огромной, как дом, плиты с кастрюлями и замахал рукой, – Я того…, пошел уже… Ну, похавал маленько… Говорю же, не жрал три дня… Да не ори ты! Я тебе, если хочешь, потаскаю чего-нибудь… Дров нарублю…

      – Какие дрова, гад! – старик продолжал кипеть от возмущения, раскаляясь всё больше. Однако приблизиться к грязному, бородатому мужику явно опасался. Он, чуть приседая и суча ногами, отступил в серую тень коридора за дверью.

      Теперь был виден только его кругленький животик, и не успевшая исчезнуть вслед за телом нога в клетчатой штанине и в синем тапке с задником.

      – Охрана! – еще громче заорал старик и тут же влетел в кухню обратно. Его туда грубо втолкнули двое крепких мужчин в темных костюмах, при узких галстуках, в свежих белых рубашках и с прозрачными трубочками, тянувшимися к уху от компактных радиостанций во внутренних карманах.

      Мужчины были высокими, коротко стриженными, широкоплечими, с одинаковыми серыми ненавидящими глазами. Один из них – явно старше второго. К его аккуратно стриженым вискам уже прикипело легкое серебро.

      – Стоять, сука! – крикнул тот, что помладше, и мужик увидел, как в его руке мгновенно засиял длинноствольный, изящный, как юный красавец, серебристый пистолет.

      Он сделал два быстрых шага к бородатому мужику, но второй, старший, с кривой усмешкой крикнул ему:

      – Э! Не трожь! Он вшивый, должно быть!

      Тот, что был с пистолетом, замер и растерянно посмотрел на товарища.

      – Слышь ты…, обезьяна! – строго произнес старший, – На пол опустился. Быстро! На четыре точки! Не понял, что ли! Сейчас башку проковыряем…

      Бородатый, оказавшийся ничуть не меньше ростом, чем оба мужчины, обтер тыльной стороны руки сильно щербатый рот и согласно кивнул.

      Он неспеша присел и уперся руками в кафельный пол, словно спортсмен на низком старте. Оба мужчины тут же расступились и теперь у обоих в руках были пистолеты, только у второго, старшего, оружие было больше, тяжелее, и цвета – черного.

      – Падай на кафель, сука! Лежать, не шевелиться, мразь!

      Мужик, кряхтя, растянулся на холодном полу, вытянув вперед грязные, полные руки. Мужчины с брезгливостью посмотрели на эти огромные, словно, звериные лапы, на нечесаный затылок, на ноги, похожие на два покосившихся столба (на них были грязные, серые брюки), на широкую спину в сильно потертой куртке стального цвета.

      – Тварь! – не выдержал один из них, старший, сплюнул на пол, но тут же сконфуженно посмотрел на деда, вздрогнувшего от плевка, и виновато растер влажный след носком черного, идеально вычищенного полуботинка.

      – Извини, Карлыч, душа не вынесла! – буркнул он.

      – Извини, извини! – вновь возмутился оживший дед, – Один жрет прямо из кастрюли, другой на пол харкает…, как деревня какая! А потом – извини, понимаешь! А Карлыч должен за вами, за дармоедами, пол драить!

      – Да ладно тебе «драить»! – смущенно хохотнул второй мужчина, поигрывая серебристым пистолетом в руке, – Вон Саид твой, таджик, с утра до ночи трет, трет…

      – Много ты знаешь, остолоп! – взвинтился дед, брызгая слюной и даже чуть подпрыгивая на месте, – А этого кабана кто сюда впустил?! Теперь дезинфекцию делай… Что Барон-то скажет!

      Тот, что был с серебристым пистолетом, обескуражено потер им переносицу и тяжело выдохнул.

      – Теперь вздыхаешь!

      – Давай, мы ему наваляем для порядка, – предложил старший мужчина, – Чтоб дорогу сюда забыл… А Барон, он чего! У хозяина своих дел выше крыши… Этот что сожрал?

      – Пельмени дожрал…, вчерашние… Да не в пельменях дело-то! – дед опять точно взъерошился, – Кастрюлю, мразь, загадил…, натоптал тут,