Волки окружают Владимир. Роберт Валерьевич Мальков

путь – Перуна – путь ярого мщения, который некоторые

      из вас называют революцией, где придётся проливать кровь.

      Путь второй – Христа – путь жертвы, где вы будете только

      обличать в беззаконии высшие чины власти. Главы родов говорят, Боги благословляют оба пути. Но оба пути гибельны для вас. Но своей гибелью, может быть, вы спасёте оставшейся человеческий род.

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

      Губернатор

      7-е декабря. Понедельник

      Бесценною миррой умащено её тело.

      Росою божественной пахнет оно…

      Гимн царице Хатшепсут, супруге бога Амона .

      – С ума можно сойти! Эта зима какое-то сущее бедствие! Чуть ли не чума средних веков! – отвернув от замёрзшего окна свой крупный в бусах из мелкого жемчуга бюст, сказала Инесса Власьевна Ржевская, пожизненный губернатор Владимирской области, и устремила круглые, как у совы, полные негодования глаза на Аполлона Кузьмича Мухамиддинова, одного из своих многочисленных замов, отвечающего за обеспечения населения области продовольствием, одеждой и жильём. Длинный и лысый, с бесцветными глазами ярмарочной куклы, одетый в рыжий, уже в разводах твидовый костюм, он с почтительностью визиря, чуть наклонив правое ухо, слушал своего шефа.

      С минуту в кабинете губернаторши, находящимся на первом этаже и представляющий собой средней величины прямоугольную комнату, со шкурами медведей и картой Владимирской области на стенах, с двумя хрустальными – в виде лепестков лилии – люстрами, мотающихся на потолке, уродливым сейфом и ореховым столом-бюро, заляпанного чернилами и заваленного бумагами и в довершение увенчанными облупленной в нескольких местах настольной лампой и допотопным телефоном, – стояла тишина. Только было слышно, как потрескивал грубо выложенный гранитными глыбами, с претензией на первобытный вкус, камин…

      Нынешний Дворец Правления, находящийся на пересечении улицы Мира и Октябрьского проспекта, был построен на месте прежнего, взорванного пятнадцать лет назад конголезским студентом, сыном вождя каннибалов, впоследствии ставшего анархистом Паскалем Нгуаби. То сто пятидесятилетнее здание, было значительно солиднее теперешнего. Пять навивающих друг над другом этажей напоминали, правда, в усечённом виде, Белую пагоду в Луангпрабанге, что в Лаосе. Своей величественной архитектурой и интерьерами оно преисполняло работающую в его недрах касту чиновников чувством совершенства своих персон, почти как у персидских владык, а в простолюдинов вселяла чувство сакрального почтения. Да и располагалось оно на одной из самых высоких точек Владимира. Стекайся, всяк православный люд. Полюбуйся воплощённому в камне чуду! И надо же такой беде случиться! Ящик с шашками в пятьсот килограмм тротила, брошенный в полночь в окно сторожа, уничтожил уникальный шедевр зодчества, погребя под своими камнями и его разрушителя.

      Но нельзя власти оставаться без места жительства. Власть освящена свыше, если не Мардуком, семя которого суть текучее золото, то Железной Конституцией, состряпанной в недрах Центра. В противном случае это противоречило бы всем теориям государственного управления. Так и уважение масс запросто можно потерять. Поэтому в короткий срок был выстроен новый Дворец Правления. Но, он, несомненно, во многом, если не сказать, во всём, проигрывал прежнему. Увы! Человечество в последние годы сильно деградировало, и не способно было уже создавать мощную строительную технику, которая возводили бы огромные дворцы и храмы. А столетней давности машины во многом были изношены. Отсюда, и удручающий результат постройки. Трёхэтажный прямоугольный дом не имел прежней солидности. Необлицованные стены, тесовая крыша, обитая старыми листами железа. Только что один гранитный портал с двумя автоматчиками говорил о том, что здесь обосновались властные структуры.

      Да, этот Дворец только курам на смех. Инессе Власьевне не надо об этом напоминать. И так ясно. Только своё понимание она вытесняла в глубины подсознания, чтобы горечь от утраты прежнего величия Дома Власти не повлияла пагубным образом на её психику. Почитая больше Фромма, чем Фрейда (хотя марксизм первого её сильно коробил), она верила, что никакие жизненные перипетии не способны сломить человека, если на дне его души гнездятся не биологические процессы закомплексованного индивида, а моральная сущность социального существа, но может случиться так, что на поверхность дневного сознания могут вдруг проступить именно судороги неразрешённой страсти, в её случае страсти по недостижимому уже ореолу дворцового великолепия.

      Губернатор, грузная женщина, с кудрявым, тонкорунным чубом, облачённая в сиреневый, имитирующей сверхдорогую ткань костюм, в громоздких туфлях, тяжеловесно, вихляя чреслами, как старая султанша, прошла по алому половику, который не скрадывал скрипа полугнилых половиц, и, остановившись, прислушалась к лишь ей одной слышимым звукам Дворца Правления. Тяготы, свалившиеся в последнее время на её хрупкие плечи, кого хочешь, суеверным сделают, сочувственно подумал Аполлон Кузьмич. Но только кого же тут, в этом трёхэтажном кирпичном здании, по весне с протекающей ржавой крышей, помпезно именующимся Дворцом