Тень и кость. Ли Бардуго

в теле напряглись от страха. Она вытащила что-то из небольшой сумки, и резкий химический запах заполнил карету.

      Я дернулась при промывке раны и впилась пальцами в колени. Когда женщина закончила, я почувствовала теплое покалывание между плечами и сильно прикусила губу: желание почесать спину было почти невыносимым. Наконец целительница остановилась и натянула рубашку на место. Я осторожно подвигала плечами. Боль исчезла.

      – Теперь руку, – сказала она.

      Я почти забыла о порезе от ножа Дарклинга, но мое запястье и рука были липкими от крови. Целительница промыла порез, а затем подняла мою руку к свету.

      – Постарайся не шевелиться, – сказала она, – или останется шрам.

      Я пыталась изо всех сил, но качка кареты мешала. Женщина медленно провела рукой по ране. Я почувствовала, как моя кожа пульсирует от тепла. Рука дико зачесалась, пока я пораженно наблюдала, как две части пореза с мерцанием соединяются и заживают.

      Зуд прекратился, и целительница отодвинулась. Я коснулась руки – на месте пореза остался небольшой шрам, но и только.

      – Спасибо, – восхищенно вымолвила я.

      Целительница кивнула.

      – Дай ей свой кафтан, – сказал ей Иван.

      Женщина нахмурилась, но колебалась лишь мгновение, прежде чем снять свой красный кафтан и передать его мне.

      – Зачем? – спросила я.

      – Просто возьми, – прорычал Иван.

      Я повиновалась. Лицо целительницы ничего не выражало, но я видела, что ей больно расставаться с мантией. Прежде чем я смогла решить, предлагать ли ей свое заляпанное кровью пальто, Иван постучал по потолку кареты и экипаж начал замедляться.

      Целительница даже не подождала, пока тот остановится, открыла дверь и выпрыгнула наружу. Иван закрыл дверцу обратно. Опричники вновь сели по бокам от меня, и мы снова двинулись в путь.

      – Куда она ушла? – спросила я.

      – Обратно в Крибирск, – ответил Иван. – Мы будем ехать быстрее без лишней тяжести.

      – Ты выглядишь тяжелее нее, – пробурчала я.

      – Надень кафтан.

      – Зачем?

      – Он сделан из ткани субстанциалов и может выдержать удар пули.

      Я уставилась на него. Это вообще возможно? Были сказки о том, как гриши выдерживали прямые выстрелы и выживали, хотя раны должны были быть фатальными. Я никогда не воспринимала это всерьез, но, возможно, работа фабрикаторов была правдой, скрытой за крестьянскими рассказами.

      – Вы все их носите? – спросила я, надевая кафтан.

      – Когда находимся на поле битвы, – ответил опричник. Я чуть не подпрыгнула. Стражи впервые заговорили.

      – Просто не заработай себе пулю в голову, – добавил Иван со снисходительной усмешкой. Я проигнорировала его реплику. Кафтан был слишком большой. Он казался мягким и непривычным, меховая оторочка льнула к коже. Я закусила губу. Несправедливо, что опричники и гриши носили одежду из пуленепробиваемой ткани, пока обычные солдаты должны были обходиться без нее. Неужели наши офицеры тоже ее носили?

      Экипаж набрал скорость. За то время, пока