Первое открытие. Николай Задорнов

упомянула кратко, что фрегат «Аврора» плох и содержится в недостаточном порядке.

      Это была неправда, и все возмутились.

      Шутники предполагали, что, быть может, англичане желали показать, что у них свобода слова и что они независимо судят.

      Все понимали, что английская газета старалась рассеять хорошее впечатление от русских моряков. Делали вид, что замечена слабая и даже смешная сторона русских, которые охотно пили и угощали широко, а фрегат не могли содержать в порядке. На нет сводились все русские любезности. Англичанами подчеркивалось превосходство их флота.

      Литке сделал вид, что не обращает внимания, хотя ему было очень неприятно, обидней, чем другим, и он, не желая скрывать дурного мнения англичан об «Авроре», вырезал заметку, с тем чтобы показать ее потом в Петербурге.

      Офицерам он советовал не огорчаться, а заранее приготовиться к тому, что еще будут писать в Европе.

      На «Авроре» долго не могли успокоиться. Как всегда в таких случаях, произошла вспышка неприязни и досталось людям, ни в чем не повинным, и всей британской нации.

      Константина и адмирала на судне не было, когда в кают-компании среди молодых офицеров разгорелся спор. Пришел Невельской и встал у дверей. Он слушал с нетерпением, но, видно, хотел всех выслушать, чтобы узнать все точки зрения, либо боялся, что, если заговорит, начнет заикаться от волнения. Глаза его сверкали воинственно. Он был с поручением на берегу и еще не объявил своего мнения, которое, как все знали, часто бывало оригинальным.

      Он очень любил свою «Аврору». Она содержалась в образцовом порядке. Но дело было, как он полагал, не в мнимых ее недостатках. «Будь наша “Аврора” первоклассным современным судном – каким-нибудь паровым фрегатом с парусной оснасткой, – о ней не стали бы так писать. Дело в том, что английский флот новей и сильней, что Великобритания – первоклассная морская держава, и потому англичане смеют так писать: им поверят, какое бы лживое заключение они не вывели».

      Под разговоры товарищей в душе Невельского опять закипело. Как и сама газетная статья, эти разговоры были для него лишь подтверждением того, о чем он думал давно. Он годы думал свое – и вот доказательство! И он действительно желал сейчас громко заявить об этом. Он дождался, когда все высказались, и, преодолев заикание, заговорил. Он с яростью и возмущением объявил, что в России нет флота, который нам нужен.

      – Да, да! – повторил Невельской, шагнув вперед. – У нас нет океанского флота! – заикаясь, продолжал он. – Н-нет ф-флота, к-который мы должны иметь!

      – Так нельзя говорить! – возмущенно заметил лейтенант Римский-Корсаков. – У нас есть прекрасные суда!

      Возражения посыпались со всех сторон.

      – Ты хватил лишнего, Генаша!

      Офицеры знали крайнюю впечатлительность и темперамент Геннадия.

      Ему прощались весьма резкие суждения за то, что он талант, «Архимед», как прозвали его еще в корпусе.

      Все знали, что Геннадий мог заблуждаться, но что он честен и патриот до мозга костей.

      Но