Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают. Ольга Савельева

не просто рассказ. Это маленький тренажер для души. Таблетка добра. И даже если главный герой – не очевидно положительная личность, или описанные события тревожны и неоднозначны, то все равно к кульминации долгожданное солнце взойдет на горизонте.

      Многие из этих эссе прошли проверку качества. Они были опубликованы в моем блоге и получили мощный фидбэк от замотивированных ими на хорошие поступки людей.

      Я поняла, что мы живем в дефиците добра и вдохновения, именно поэтому так важно иметь дома концентрированный источник положительных эмоций.

      Эта книга – ваш личный добробук. Если вам грустно, тревожно и слякотно на душе, откройте ее: там, между страничек, гербарий из ваших потерянных улыбок.

      Мне хотелось, чтобы вам было со мной уютно.

      Я приглашаю вас в свое купе, и там за чашкой чая в красивом подстаканнике мы будем просто болтать за жизнь. Смеяться, грустить… Жить.

      Проходите, пожалуйста. Не дует? Вам сколько сахара? Лимон положить?

      Приятного чтения. Ваша попутчица.

      Басня

      Сделала сегодня макияж. Ярко накрашенные глаза. И накладные ресницы. Утром были съемки.

      А сейчас я, не смыв косметику, бегу на родительское собрание в школу к старшему. Младшая со мной. В коляске.

      Слышу, как меня окликает Таня. Таня живет через дорогу. Я замедляю шаг, жду ее.

      – О, какая ты нарядная, – говорит Таня вместо приветствия, намекая на макияж. И добавляет: – Все стрекозишь?

      Стрекоза в басне Крылова лето красное пропела. Оглянуться не успела. Таня намекает, что я стрекоза. И я как бы пою. Хлопаю ресницами и взлетаю. В то время как она, Таня, муравей. И пашет, света белого не видя. Таня работает мамой троих детей.

      Работающие и неработающие мамы – это два лагеря. Они, пока не произойдет ротация из одной группы в другую и обратно, проповедуют разные ценности. Как автомобилисты и пешеходы. Пока ты пешеход, ты уверен, что эти понторезы на тачках прут на таран и плюют на зебру, по которой ты красиво шагаешь. А как только садишься за руль, сразу думаешь, что все пешеходы – это зазнавшиеся черепахи, которые будто специально ползут по зебре перед твоим лобовым стеклом. Так и мамы.

      Работающие уверены, что они пашут на износ и их участь тяжела и неподъемна.

      Неработающие уверены, что сидеть дома с детьми – самая сложная работа на свете, потому что в ней много рутины.

      Кашу вари, попу мой. А все эти офисные барышни – просто кокетки и вертихвостки.

      Я принадлежу сразу к обеим категориям. И могу судить. Поэтому считаю, что глагол «стрекозить», да еще сказанный таким снисходительным тоном, точно не про меня.

      Чтобы «пострекозить» сегодня на съемках, я встала в шесть утра. Приготовила завтрак, собрала и отправила в школу сына, подняла, накормила, собрала дочку, доехала с ней по пробкам до студии, сделала мейк, прическу, отснялась с маленьким своенравным ребенком.

      Это была фотосессия для проекта об особенных детках, о том, что жизнь в статусе «инвалид» продолжается. Сейчас, пока я в декрете, писать – моя основная работа. Я лидер мнений, и мне важно говорить правду. Мне есть что сказать этому миру.

      Потом дочка заснула в машине, мы приехали домой, и я затащила ее прямо в кресле в квартиру, а пока она спала, приготовила обед и написала пост для блога.

      И вот сейчас, пока мультиварка без моего участия доваривает суп, я уже бегу за сыном. И да, я не успела умыться, поэтому бегу с вечерним макияжем. Я выпила первую чашку кофе в шесть утра. Вторую я пью сейчас. И ничего не ела. Потому что некогда.

      – Стрекозю, Тань, – отвечаю я. Как говорила Зинаида Гиппиус, если надо объяснять, то не надо объяснять.

      – А у тебя как дела? – спрашиваю я вежливо.

      – Да нормально. Вот бегу сдать анализ Колькин в лабораторию.

      – А что, Коля заболел? – участливо спрашиваю я. Коля – средний сын Тани.

      – Нет. Просто у него такой твердый кал. И кругляшками. Я не знаю, это нормально?

      Я задумываюсь о том, что совершенно не интересуюсь продуктами жизнедеятельности, производимыми моими детьми. Я не знаю их твердости и консистенции. По меркам Тани, я плохая мать. Все трое Таниных детей – несадовские. Это такой термин, означающий, что ребенок очень любит маму и не хочет ходить в сад. Я уверена, что несадовских детей не существует. Существуют несадовские родители. Это значит, что родитель готов придумать любой психологический термин и выдумать любой повод, чтобы не обрезать пуповину. Таня уже лет пять назад жаловалась мне на свою жизнь. Мол, не могу больше в этом конвейере засранных поп существовать. Не могу варить супы и читать потешки.

      Я тогда как раз вышла на работу. Предложила Тане вакансию в министерстве. Это была самая низкая вакансия, на которую можно взять человека без стажа работы на госслужбе.

      – Это с девяти до шести пахать за смешные деньги? – спросила Таня с пренебрежением.

      – Видишь ли, вакансия министра занята, –