Серебряная метель. Большая книга рождественских произведений. Коллектив авторов

рассуждал он, бродя по двору. – Что бы это придумать?..

      Вдруг ему пришла такая мысль, что он даже остановился.

      – А что? – сказал он себе. – Правильно будет или нет?..

      Закурив трубочку, Митрич опять задался вопросом: правильно или нет?.. Выходило как будто «правильно»…

      – Детишки они малые… ничего не смыслят, – рассуждал старик. – Ну, стало быть, будем мы их забавлять… А сами-то? Небось и сами захотим позабавиться?.. Да и бабу надо попотчевать!

      И недолго думая Митрич решился. Хотя он очень любил колбасу и дорожил всяким кусочком, но желание угостить на славу пересилило все его соображения.

      – Ладно!.. Отрежу всякому по кружочку и повешу на ниточке. И хлебца по ломтику отрежу, и тоже на елку. А для себя повешу бутылочку!.. И себе налью, и бабу угощу, и сироткам будет лакомство! Ай да Митрич! – весело воскликнул старик, хлопнув себя обеими руками по бедрам. – Ай да затейник!

V

      Как только стемнело, елку зажгли. Запахло топленым воском, смолою и зеленью. Всегда угрюмые и задумчивые, дети радостно закричали, глядя на огоньки. Глаза их оживились, личики зарумянились, и, когда Митрич велел им плясать вокруг елки, они, схватившись за руки, заскакали и зашумели. Смех, крики и говор оживили в первый раз эту мрачную комнату, где из года в год слышались только жалобы да слезы. Даже Аграфена в удивлении всплескивала руками, а Митрич, ликуя от всего сердца, прихлопывал в ладоши да покрикивал:

      – Правильно, публика!.. Правильно!

      Затем он взял гармонику и, наигрывая на все лады, подпевал:

      Живы были мужики,

      Росли грибы-рыжики,

      Хорошо, хорошо,

      Хорошо-ста, хорошо!

      – Ну, баба, теперь закусим! – сказал Митрич, кладя гармонику. – Публика, смирно!..

      Любуясь елкой, он улыбался и, подперев руками бока, глядел то на кусочки хлеба, висевшие на нитках, то на детей, то на кружки колбасы и наконец скомандовал:

      – Публика! Подходи в очередь!

      Снимая с елки по куску хлеба и колбасы, Митрич оделил всех детей, затем снял бутылку и вместе с Аграфеной выпил по рюмочке.

      – Каков, баба, я-то? – спрашивал он, указывая на детей. – Погляди, ведь жуют сиротки-то! Жуют! Погляди, баба! Радуйся!

      Затем опять взял гармонику и, позабыв свою старость, вместе с детьми пустился плясать, наигрывая и подпевая:

      Хорошо, хорошо,

      Хорошо-ста, хорошо!

      Дети прыгали, весело визжали и кружились, и Митрич не отставал от них. Душа его переполнилась такою радостью, что он не помнил, бывал ли еще когда-нибудь в его жизни этакий праздник.

      – Публика! – воскликнул он наконец. – Свечи догорают… Берите сами себе по конфетке, да и спать пора!

      Дети радостно закричали и бросились к елке, а Митрич, умилившись чуть не до слез, шепнул Аграфене:

      – Хорошо, баба!.. Прямо можно сказать правильно!..

      Это был единственный светлый праздник в жизни переселенческих «Божьих детей».

      Елку Митрича никто из них не забудет!

      1897

      Николай Заболоцкий

      (1903–1958)