Летописцы летающей братвы. Книга третья. Геннадий Федорович Ильин

грузовой отсек, и стало намного тише.

      – Заскучаете – заходите, – великодушно разрешил бортач на доступ в кабину пилотов. И ушёл на рабочее место.

      До Москвы было несколько часов лёту, и, чтобы скоротать время, я уткнулся в какой – то детектив. Однако мысли о предстоящих событиях отвлекали и тревожили. В принципе для меня всё складывалось удачно, программу минимум, которую я перед собой поставил, уходя с лётной работы, практически выполнил. Более того, – превзошёл, получив предписание работать в журнале «Авиация и космонавтика». Для офицеров, проходящих службу в Забайкальском военном округе, такая удача выпадает раз в сто лет. Я видел глаза своих друзей и приятелей на проводах: они светились откровенной завистью и надеждой, что судьба будет и к ним благосклонна и что в один прекрасный момент им предложат перевод, пусть не в столицу, но за Урал, в Европу, ближе к теплу.

      Юра Кирсанов, опрокинув шкалик за мою гладкую дорогу, так и сказал:

      – Я надолго не расстаюсь. Ты же заметил, что шагаем с тобой в затылок друг другу. Ты был в Польше, и я там побывал. Ты – на Кавказ, и я не дурак. Ты – в Читу, и я – тут, как тут. Так что по логике вещей следующая наша встреча будет в Москве. Я нюхом чую…

      Откуда у него была такая уверенность, непонятно, но, опережая события, скажу, что через три года он действительно пустил корни в штабе тыла ВВС в ведомстве Владлена Кайдина.

      Но это случилось потом, а в настоящий момент я прикидывал, как вписаться в новый коллектив, чтобы меня, грубо говоря, не выперли. Отношение к «варягам», людям, пришлым со стороны, у журналистов большой прессы было однозначно негативным. Даже если пришёл профи. А что прикажете делать мне, у которого за плечами, каких – то полтора года в армейской газете? Двадцать лет внештатного корреспондента сюда не пришьёшь: любитель, он е есть любитель, как бы талантливо не писал. Бывают, правда, самородки, но мне до них, как до Китая пешком. Я с ними даже рядом не стоял. Кроме того, должность, на которую я ехал, для меня была, как тёмный лес. Редактор отдела оформления цветного журнала. Вчерне я понимал, что это такое. Но кто мне даст возможность постажироваться, поднакопить опыта, набить себе руку? Не набьёшь руку – набьют морду. Это уж точно. А макетирование номера? Как оно происходит? Университетские знания на этот счёт оставляли желать лучшего. Короче, ситуация – не бей лежачего. Бросили человека, не умеющего плавать, в водоём. Выплывет – хорошо, утонет – ещё лучше, место освободится.

      Так я себе рассуждал, пока ребята не позвали меня в пилотскую кабину расписать партию в преферанс. Видели, что умею, когда вместе летали в Тикси. Первая закончилась моим проигрышем. Сказывался опыт членов экипажа, приобретённый в длительных перелётах. Вторая пулька прервалась, когда самолёт сменил эшелон, вошёл в облака, и началась болтанка. Командир вернулся на рабочее место, а я – в пассажирский отсек, заглянул в иллюминатор и убедился, что мой «вазон» на месте. А куда он, к чёрту, денется?

      В Омском аэропорту самолёт дозаправили топливом, я пообедал в ресторане, и мы полетели дальше. Всё шло по расписанию, и я уже мысленно прикидывал, как буду добираться до Москвы, когда за два часа до посадки командир передал, что по метеоусловиям Астафьево не принимает и будем садиться на военном аэродроме Энгельса. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

      В Энгельсе, близ Саратова, погода тоже не радовала.

      – Похоже, застряли надолго, – безрадостно прокомментировал ситуацию штурман. – Циклон надвигается с запада. Если в Астафьево развиднеется, отсюда не выпустят.

      – Что посоветуешь, командир? Мне куковать с вами не резон.

      – Да что тут советовать? Подожди до завтра, а там всё определится.

      Мы переночевали в лётном домике, а утром пошёл дождь со снегом.

      До обеда я тянул с решением. Не хотелось добираться до Москвы своим ходом, как – никак, а расстояние несколько сот километров предпочтительней преодолеть по воздуху, но терпение моё лопнуло, и я скомандовал выгнать автомобиль из самолёта на волю.

      – Счастливо оставаться, ребята. Поеду. Время не ждёт.

      До Тамбова и Липецка я добрался благополучно, а вот дальше началась такая воздушная круговерть, что и высказать трудно. Дождь и сырой липкий снег, словно сговорившись, нещадно хлестали в ветровое стекло, так, что дворники не справлялись с осадками. Наступила ночь, и видимость сократилась до двухсот метров. Я включил дальний свет, но лучше не стало. Дождевая завеса создавала экран, фары встречных машин почти пропали, и я вынужден был перейти на ближний. Столица отчаянно защищалась от моей атаки.

      Мне бы остановиться, выбрать укромное местечко на обочине и переждать непогоду, но такой уж у меня дурацкий характер: решил заночевать в Рязани, значит там и буду.

      Глубокой ночью, уставший до смерти от напряжения, я отыскал придорожный кемпинг, и, не раздеваясь, едва успев сбросить обувь, рухнул на кровать и забылся глубоким сном.

      Ровно в восемь меня разбудили по моей просьбе. Я кинул взгляд в окно. Похоже, погода пошла на поправку. Дождь прекратился, облака поднялись и кое – где между ними проглядывалось умытое голубое небо. Похоже, Москва передумала