Слишком много лжи. Светлана Гимт

ия постигая неромантичные тонкости бухучета, Ася провела четыре года. Но изредка, во время особенно нудных лекций, она думала о том, что очень многие из окружающих ее людей почему-то так и не стали кем-то нужным, важным и значимым – хотя бы для себя самого.

      На третьем курсе универа Ася познакомилась со своим будущим мужем. Если бы в тот момент она знала, что именно он – ее будущий, ни за что бы не стала засиживаться допоздна у подруги, жившей за тридевять земель от Асиного дома. И постаралась бы успеть на любой другой, но не этот, последний, трамвай. И сделала бы все от нее зависящее, чтобы вообще избежать этой встречи – даже если после этого риск остаться старой девой возрос бы в десять тысяч раз.

      Но в тот вечер Ася всё-таки вошла в тот злополучный трамвай, плюхнулась на первое попавшееся сиденье и замерла, глядя в разрисованное морозом окно. На следующей же остановке в вагон ввалилось чудо полутораметрового роста, без шапки, взъерошенное и совершенно пьяное. Чудо огляделось по сторонам, сфокусировало взгляд на Асе, и, с трудом преодолев несколько метров по качающемуся полу трамвая, шлепнулось на сиденье рядом с ней. Она же в ответ собрала всё имевшееся в ее арсенале презрение и подарила ему столь красноречивый взгляд, что оно, как ей показалось, даже чуть-чуть протрезвело. Оставалось сделать последний шаг – медленно оглядеть противника с головы до ног и обратно, затем гордо встать и не спеша удалиться. Но, выполняя первую часть своего плана – то есть, оглядывая чудо с головы и ниже – она задержала взгляд на его ногах и громко, от души, расхохоталась. Одна его конечность была обута в обыкновенный зимний ботинок, другая – в летнюю сандалию бежевого цвета, в дырочки которой набился уже начавший таять снег.

      –Тебе не холодно? – спросила она, едва отдышавшись после приступа хохота.

      –Не-а… – простодушно протянул он и тут же уснул, доверчиво положив голову на ее плечо.

      Разбудить его Асе удалось лишь на конечной остановке. Он, выведенный на воздух, долго мотал головой, обалдело оглядывался и морщил неожиданно красивый лоб. Потом спросил:

      – Где я?..

      – Где-где… В Кливленде! – зло ответила Ася. – Проспал свою остановку? Как домой-то теперь добираться будешь? Ты вообще где живешь?

      Он снова огляделся и уверенно сказал, глядя на обледенелую корку земли под ногами:

      – Тут.

      Короче говоря, сердобольная Аська приволокла его к себе в подъезд. Кинула ему под ноги телогрейку и сказала:

      – Спать будешь здесь. Дома – нельзя, у бабки инфаркт будет. Как хоть тебя зовут-то?

      – Меня?.. Кость… Кось… – старательно перебирало буквы чудо, и, наконец, выдохнуло: – Кося!

      – О, Господи! Только этого мне не хватало!

      Спал Кося в ту ночь действительно в ее подъезде. Части его маленького нескладного тела ночевали отдельно: голова и плечи под телогрейкой аськиного деда, а ноги – в дедовских же огромных валенках. Тепло им там было, наверное, и уютно…

      Вот так и стали они вместе – Ася и Кося. Знакомые подтрунивали над ними, Аськины подруги дружно крутили пальцами у висков:

      – Настька, ну зачем он тебе нужен?!

      А она со вздохом отвечала:

      – Это я ему нужна.

      Потом был загс, отдельная «хрущеба» и две нищенских зарплаты. Следующим событием в Аськиной жизни стало рождение двух рыжих близнецов, обладавших зверским аппетитом, несносными характерами и склонностью к ночному образу жизни. Костя, впрочем, был идеальным мужем и отцом, в доказательство чего снял с хрупких Аськиных плеч львиную долю домашних обязанностей. Она же смогла досрочно выйти на работу, чтобы хоть какую-то часть дня не видеть свое вечно чего-то хотящее от нее семейство. Конечно, Настя по-своему любила каждого из своих троих мужчин, но если бы сейчас ей предложили выбор между семьей и одиночеством, то из двух этих зол она всё-таки выбрала бы второе. Об этом, по крайней мере, Ася частенько думала, сидя за своим бухгалтерским столом на девятом этаже стройуправления; считала минуты до конца рабочего дня, смотрела в окно, на суетящихся под ногами людей, и всё-таки жалела о том, что она не летчик.

      ***

      Резанувший по уху звонок, возвещавший об окончании рабочего дня, как всегда, прозвучал неожиданно.

      – Хватит мечтать-то, – услышала Ася и, улыбнувшись, повернулась в сторону коллеги. Женщина в старомодном синем платье стояла у зеркала, открывая тюбик губной помады. Сухонькая, невысокого роста, с волосами, выкрашенными хной, она выглядела лет на пятьдесят, хотя недавно отметила свое шестидесятилетие.

      – Вот хоть убейте, Альбина Георгиевна, не хочу вставать, и все! Приросла, можно сказать, к рабочему месту. В конторе у нас тихо, хорошо, сиди себе, цветочки нюхай, – Аська лениво протянула руку к кустику герани, сорвала листок, повертела его между пальцами. – А дома что? Представляю: сейчас мой замученный бытом муж уже приволок близнецов из садика, а значит, в квартире у меня как Мамай прошел. Гора стирки, дети сопливые, вопят по поводу и без повода, муж, воспылавший любовью к телевизору… Всех напои, накорми, спать уложи, а потом карауль сковородки. Утром на