Сны Бориса. Александр Феликсович Борун

о

      Царевича со мною. (Все удаляются.) Умираю;

      Обнимемся, прощай, мой сын: сейчас

      Ты царствовать начнешь… о Боже, Боже!

      Сейчас явлюсь перед Тобой – и душу

      Мне некогда очистить покаяньем.

      Но чувствую – мой сын, ты мне дороже

      Душевного спасенья… так и быть!

      Я подданным рожден, и умереть

      Мне подданным во мраке б надлежало;

      Но я достиг верховной власти… чем?

      Не спрашивай. Довольно: ты невинен,

      Ты царствовать теперь по праву станешь,

      Я, я за все один отвечу Богу…

      Но знай, что есть и у меня надежда

      На милосердный суд. Ведь если Бог

      Не восхотел на то меня подвигнуть,

      То Он не стал бы сон мне посылать,

      О чудном устроенье государства,

      И я тогда не смел бы и мечтать

      О дерзостном в порфиру облаченьи.

      Я, с давних лет в правленьи искушенный,

      Мог удержать смятенье и мятеж;

      Передо мной они дрожали в страхе;

      Возвысить глас измена не дерзала.

      Но я всегда смотрел с недоуменьем

      На выкликанье русского Царя:

      Вот где предел монаршей строгой власти,

      Источник беспорядка и бесчинства,

      И долгожданный для коварства случай

      Прикинуться случайностью невинной!

      И вот что мне приснилось, Божьей волей.

      Как будто, чтобы выкликать Царя,

      Толпу в Кремле отнюдь не собирают,

      А вызывают граждан, сам-один,

      По чину, во приказ Голосовой.

      Приказный дьяк вошедшему сурово

      Так задает Вопрос: «Ты любишь ли Царя

      Бориса сына Федора, что прозван

      За подвиги в народе Годуновым?»

      А сам глядит: как спрошенный откроет

      Для отвечанья рот? И если тот

      Как бы пещерой широко его раззявит,

      То, значит, хочет «Да!» промолвить. И ему

      (Пусть будет то Басманов) голос царский