Первый, случайный, единственный. Анна Берсенева

не родственница?

      – Родственница, родственница, – засмеялась Ева. И тут же печаль промелькнула по ее лицу, утонула в глазах. – Просто я вчера была у врача, и он сказал, что это наверняка.

      – Что – наверняка? – удивилась Полина.

      – Да, я ведь не тебе, я Юре как-то однажды говорила, – вспомнила Ева. – Наверняка – что я не смогу сама забеременеть.

      – Это что значит – не сможешь сама? – тут же переспросила Полина; она всегда улавливала суть. – А другие что, сами беременеют? Непорочным зачатием?

      – Это значит, что у меня спайки в обеих трубах, – спокойно объяснила Ева. – И никакого зачатия быть не может.

      Как раз бы Полина поверила в ее спокойствие! Она тут же поняла, что вчерашний день перевернул Еве душу, и в ее собственной душе тут же словно маленькое лезвие провернулось.

      – А Юрка что говорит? – спросила она.

      – Юра не акушер-гинеколог, а хирург-травматолог, – ответила Ева. – Что он должен об этом говорить?

      – Ну, может, он врачей каких-нибудь знает…

      – Врачей я и сама знаю. Меня обследовали, и все врачи в один голос сказали одно и то же. Это довольно распространенное заболевание, лечить его трудно, а в моем возрасте на длительное лечение просто нет времени, и это тоже распространенная ситуация. Во мне вообще нет ничего замысловатого, – улыбнулась Ева. – И что такого особенного, если подумать? Обходятся ведь некоторые женщины без детей, и я тридцать пять лет обходилась, и дальше обойдусь. А Тема вряд ли вообще об этом задумывается, в его-то годы.

      Она снова улыбнулась, и Полина рассердилась еще больше. Что некоторые женщины обходятся без детей, она и без Евы прекрасно знала. Да что там «некоторые», она сама была уверена, что обойдется без всяких детей! При мысли о том, чтобы рожать детей от какого-нибудь Лешика Оганезова, Полине хотелось удавиться. А Лешик был еще из лучших! А Игорь… Ладно, не об Игоре сейчас речь.

      Но поверить в то, что без детей обойдется Ева, Полина не могла, хоть убей. Надо было совсем ее не знать, чтобы в это поверить.

      Она сердито смотрела на сестру и грызла кончик рыжей пряди.

      – Слушай! – вдруг вспомнила она. – А что-то я такое слышала, что детей в пробирке зачинают? Ну, типа гомункулусов.

      – Зачинают, – кивнула Ева. – Но я этого делать не буду.

      – Почему? – удивилась Полина. – Это же я так просто сказала насчет гомункулусов, нормальные дети получаются, ничего особенного. Третье тысячелетие на носу, рыбка! Скоро детей вообще из овец будут добывать.

      Ева засмеялась так, что почти невозможно было уловить невеселость ее смеха. Но Полина, конечно, уловила.

      – Ты, может, офигенно религиозная? – поинтересовалась она. – Типа, дети из пробирки не от Бога, и в налоговую ходить нельзя, потому что там число зверя выдают?

      – Я в налоговую не хожу, потому что с учительской зарплатой туда не приглашают, – улыбнулась Ева.

      – Не увиливай от ответа, – хмыкнула Полина. – Почему пробиреночка не хочешь?

      – Потому