Реальность и мечта. Михаил Ульянов

требованиям дня или нет. Вот такой, каков он есть – с его мироощущением, с его внешностью, в конце концов, с тем человеческим идеалом, который он несет зрителям через свои роли, – отвечает ли он вкусам, интересам, потребностям настоящего момента или нет. Естественно, я говорю об этом, подразумевая наличие таланта. Вот, скажем, один из тончайших актеров второй половины XX века – Иннокентий Смоктуновский. Вряд ли возможен был такой актер в 30-х годах, и не потому, что он лучше или хуже известных актеров тех лет, нет! Просто тогда нужен был другой тип актера, другой носитель общественных идеалов, и в эти заданные временем рамки Смоктуновский вписался бы едва ли.

      Без постижения своего времени актер не сможет полностью раскрыться, ибо суть его профессии именно в том, что он через свое творчество это время раскрывает. Понять время, заговорить на его языке, ощутить его требования, услышать его пульс и через него понять содержание жизни – наиглавнейшая забота и мука художника. Без этого не достучаться до зрителя-современника. Это и означает родиться в свое время.

      От чего только не зависят актер и его творческая жизнь! Однако актерская профессия не основана на одной зависимости. Напротив, когда актер на сцене и тысяча зрителей не отрываясь в молчании смотрит и слушает его весь вечер – разве он не владыка театрального зала? Разве актер в лучших своих работах не владеет сердцами и умами зрителей? Но он должен пройти множество испытаний, чтобы завоевать это право – право на внимание и время людей. И естествен этот жестокий «дарвиновский» отбор. Он естествен теоретически, но очень болезнен практически, поскольку касается актерских судеб и личностей. А зрителю безразлично, что переживает, какими слезами плачет за кулисами актер. Он жаждет открытий и потрясений, вызывать которые доступно не многим. Отсюда неизбежная жестокость моей профессии.

      С другой стороны, театр в основе своей – это праздник. Так понимал его Вахтангов, так понимаем его и мы, вахтанговцы.

      Но праздник состоится лишь тогда, когда на сцене есть открытие – либо новая, свежая, глубокая мысль, свой особый, небанальный взгляд на общественно важную проблему и ее решение, либо острое чувство и сопереживание ему, либо новый, выхваченный из жизни, нестандартный характер.

      В этом смысле Вахтанговский театр, мне думается, оказал влияние на творческий путь ряда наших театров. Не только в Москве, но и во многих других городах России плодотворно работают выпускники вахтанговской школы, утверждая на сцене «театральность подлинную и здоровую, очищенную от всякой пошлости». Некогда Евгений Багратионович Вахтангов понимал революцию в искусстве как беспрерывный процесс движения жизни, совершенствования творческих сил человека: наш театр родился непосредственно из Третьей студии МХТ, из жажды сценического обновления, которой был полон ее вдохновитель и гениальный театральный реформатор Константин Сергеевич Станиславский. Очевидно, что концепция Вахтангова дала богатые всходы,