Слуга оборотней. Андрей Дашков

Мальчик чуть не закричал. Тот, кого он считал своим отцом, издевательски улыбался. Его презрение обдало Олимуса, как поток нечистот, – и смыло липкую паутину страха.

      Детская рука змеей скользнула под тюфяк, и пальцы сжали узкую стальную рукоять. С недетским коварством Олимус повернулся и улыбнулся травнику, как благодарный любовник. Затем, улучив момент, он воткнул свой грубо заточенный клинок в живот Вороса, впервые в жизни испытав наслаждение от свершившейся мести.

      Хватка толстых пальцев мгновенно ослабла, и, воспользовавшись этим, Олимус вскочил с тюфяка. Травник рычал, уставившись на ребенка, и в его взгляде была ярость, смешанная с безмерным удивлением.

      Олимус же смотрел мимо него – в стену, на которой кривилось в усмешке глумливое безглазое лицо Стервятника… Детский мозг отказывался воспринимать происходящее. И все же мальчик знал, что делать. Знание пришло из неизвестного источника. Ему надлежало довести дело до конца и избежать преследования.

      Держа клинок обеими руками, он подошел к хрипящему травнику и с разгона вонзил заточенную стальную полосу ему в горло. Горячая кровь залила руки Олимуса, но он стоял и с невероятным спокойствием наблюдал за тем, как стекленеют глаза его врага, как оплывает оскал на лице, как мертвеют пальцы…

      Потом он вытер клинок об одежду травника, загасил свечу и вышел из кельи, аккуратно прикрыв за собой дверь. В его распоряжении была половина ночи, чтобы сбежать. Он ощущал пьянящую и незнакомую ему ранее свободу. Беспокоило его только одно: где и когда он снова встретит призрака из каменного мешка – загадочное и пугающее существо, подарившее ему эту свободу.

      Глава четвертая

      Беглец

      Несмотря на свою молодость, Олимус был прекрасно осведомлен о порядках в монастыре. В частности, он знал, что ворота запираются на ночь, превращая внутренний двор в достаточно труднодоступное место. Поэтому он не стал тратить время на бесполезные попытки и направился прямиком в ткацкие мастерские, где раздобыл длинную прочную веревку. Потом с непонятно откуда взявшейся расчетливостью посетил трапезную и набил живот остатками ужина, а полотняный мешок – вяленым мясом и хлебными сухарями.

      Прокравшись через уютное монастырское кладбище, он оказался во фруктовом саду, где едва не столкнулся с аббатом Пебалем, прогуливавшимся под звездами и погруженным в благочестивые размышления. Если Пебаль и заметил фигуру послушника, метнувшегося в кусты, то не придал этому значения.

      Олимус проводил взглядом его спину. Рука мальчика все еще сжимала клинок, и он на какое-то мгновение вдруг ПРЕДСТАВИЛ, что снова может пустить его в ход.

      Это было похоже на наваждение; он тотчас же испугался собственных мыслей. В конце концов, настоятель не сделал ему ничего плохого…

      Олимус почувствовал чье-то присутствие за своей спиной. Резко обернувшись, он увидел белую руку с длинными изогнутыми ногтями, висевшую в темноте. Полупрозрачное запястье постепенно растворялось