Странствующий подмастерье. Жорж Санд

В нем еще и сейчас боролись два чувства – тайная ревность художника и гордая надежда отца. И лицо его сразу просветлело, когда Пьер, который, казалось, вовсе и не слушал управляющего, очень спокойно ответил:

      – Во время своих странствий, господин управляющий, я научился всему, чему смог научиться. Все эти ионики, витые украшения и всякая подгонка частей – дело самое обыкновенное, здесь нет ничего такого, с чем бы отец не справился. Что до скульптурных украшений, – прибавил он, инстинктивно, из чувства прирожденной скромности, понижая голос, – то, конечно, это весьма заманчиво для нас обоих, потому что это прекрасно и выполнять такую работу большая честь. Однако она потребовала бы много времени; может статься, у нас не окажется для этого подходящих инструментов. Да и найдешь ли еще в наших краях достаточно искусных подмастерьев, которые помогут нам в этом деле? Так что мы будем уж держаться основной работы. А теперь, не можете ли вы показать, где именно должна находиться лестница, и нельзя ли взглянуть на план, о котором давеча вы упомянули?

      В глубине часовни, как уже говорилось, находилась дверь – сейчас она была завешена ковром, – когда-то выходившая прямо на хоры, от которых теперь осталось лишь несколько прогнивших досок.

      – Ее нужно поставить вот здесь, – произнес господин Лербур, – лестничной клетки в стене нет. Так что придется делать лестницу наружной – она должна быть винтовой и сплошь деревянной. Если хотите, сделайте обмеры. Вон там лестничка, можете придвинуть ее.

      Пьер придвинул лестничку и поднялся по ней до хоров, возвышавшихся над полом не более чем на двадцать футов. Он приподнял ковер и стал восхищенно рассматривать превосходно выполненную деревянную резьбу, покрывавшую дверь, и изящный архитектурный орнамент, обрамлявший ее наличники и поле фронтона.

      – Следовало бы подправить и дверь, – сказал он, – здесь выломаны гербовые щиты, которые были в середине медальонов.

      – Да, их выломали во времена революции, – проговорил управляющий, лицемерно отводя глаза, – это было неслыханным варварством, потому что делал их искуснейший мастер, сразу видно.

      Щеки папаши Гюгенена зарделись ярким румянцем. Ему хорошо известно было имя того вандала, чьей рукой некогда нанесен был этот ущерб.

      – Времена меняются, – сказал он с улыбкой, в которой было больше ехидства, нежели смущения, – меняются и гербы. В те времена крушили всё, что попадало под руку, и никому в голову не приходило, что когда-нибудь это доставит столько хлопот.

      – Но вы-то от этого не внакладе! – проговорил управляющий с недобрым смешком, которым обычно сопровождал свои, как он сам называл их, язвительные шпильки.

      – Да и вы не в убытке, господин Лербур, – отпарировал старый мастер. – Не окажись тогда эти двери сломанными, не было бы теперь у вас ключей от них. А если бы замок этот не понадобилось продать, вряд ли бы младшей ветви господ Вильпрё так повезло: им никогда в жизни не удалось бы откупить этот