Странствующий подмастерье. Жорж Санд

сказал Лионец Благонравный, наполняя свой стакан, – я пью за здоровье Вильпрё Чертежника и Коринфца из Нанта: пью за обоих сразу, ибо имена их нераздельны, как нераздельны их сердца. Они братья по обществу, и дружба их подобна той, которую питал наш поэт Нантец Выручатель к возлюбленному своему Першерону. – И он затянул низким голосом первые строки песни поэта-столяра:

      На свете плохо жить тому,

      Кто друга не имеет{34}.

      – Неплохо сказано, да плохо спето, – заметил Бордосец Чистое Сердце.

      – Как так плохо спето? – возмутился Лионец Благонравный. – Ну-ка, послушайте, я спою другое:

      Искусный мастер Першерон,

      И славы он достоин…

      – Плохо, говорю вам, плохо, просто никуда не годится, – сказал Чистое Сердце. – Кто поет не к месту, всегда поет скверно! – И, призывая певца к порядку, он незаметно глазами показал ему на Мать.

      – Да пусть себе поет, – мягко сказала Савиньена, – не лишайте его удовольствия; это пустяки, ведь поет-то он про дружбу…

      – Когда этак начнешь, потом уж не остановиться, – заметил Чистое Сердце, – и раз мы договорились без повода здесь не петь…

      – Значит, петь и не будем, – подхватил Благонравный. – Что верно, то верно, это я оплошал. Спасибо, брат, за науку. Ну а выпить-то за друзей глоточек, а то и два-три, все-таки можно?

      – Не больше трех, только чтобы утолить жажду, – сказал Марселец Светлая Голова. – Ведь так мы договорились? Нельзя нам здесь шуметь. Что, если кто из деворанов услышит шум в доме нашей Матери, только что похоронившей мужа? Да и кто из нас позволил бы себе огорчить ее, нашу Савиньену, всегда такую спокойную, домовитую, честную, добрую да красивую?

      – Вот за нее-то я и выпью второй глоток, – вскричал Лионец Благонравный, – а вы что же это не пьете, земляк?[6] – прибавил он, заметив, как дрожит стакан в протянутой руке Амори. – Да уж не лихорадка ли у вас?

      – Молчите, – прошептал Морвандец Бесстрашный на ухо соседу, – этот земляк в прежние времена приударивал за Матерью, только женщина она честная и слушать ничего не стала…

      – Еще бы! – сказал Благонравный. – Но что ни говори, малый он красивый – просто кровь с молоком, волосы русые, а подбородок – что твой персик, да и вообще парень сильный да ладный. Говорят, у него еще и большой талант в придачу?

      – Может, даже больший, чем у Чертежника. Во всяком случае, не меньший. А только они друг другу не соперники – ни в работе, ни в любви.

      – Тише, – шепнул сидевший рядом и слышавший весь разговор Марселец Светлая Голова, – вон идет старейшина, не дай бог услышит что-нибудь неуважительное насчет Матери, тут уж добра не жди.

      – А ничего неуважительного никто о ней и не говорит, дорогой земляк, – ответил на это Морвандец Бесстрашный.

      В комнату вошел старейшина, и Пьер, узнав в нем Романе Надежного Друга, поднялся ему навстречу; вдвоем они вышли в соседнюю комнату, чтобы обменяться положенными

34

На свете плохо жить тому… – Эти стихи, как и следующие за ними, Жорж Санд заимствовала из книги А. Пердигье «О компаньонаже», где автором их действительно называется поэт-ремесленник Дебуа, по прозванию Нантец Выручатель.

6

Каменщики, независимо от того, к какому они принадлежат союзу, называют друг друга товарищами, подмастерья всех других ремесел – земляками. (Примеч. автора.)