Дети августа. Алексей Доронин

один из открытых «Уралов», вставший на пустыре, и откинули задний борт. После чего пинками и прикладами начали сгонять на землю полураздетых окровавленных людей. Это были пленные. Руки у них были связаны веревкой или проволокой. На голову уже на земле каждому надели черный полицелофановый пакет. Нетрудно было догадаться, что это уцелевшие бойцы карманного войска Гоги. Толпа, успевшая чуть остыть, снова взорвалась свистом, воплями, улюлюканьем и матерными шутками. Кто-то опять запустил то ли комок грязи, то ли гнилую картофелину. Но нет, картофелину бы никто не кинул, даже белую от плесени, как и гнилой помидор. Их бы скорее съели.

      Пленных выстроили в два ряда возле щелястого и покосившегося деревянного забора, когда-то зеленого, но давно выгоревшего до серости. Их было около тридцати. От основной шеренги «бешеных» отделилось человек десять – среди них Окурок узнал высокого мосластого Петьку Упыря – и вразвалочку направились в их сторону. Рыжего по-прежнему не было видно.

      «Они что, больные, тут их расстреливать? – забеспокоился Димон. – А если кто-то с той стороны к стене прислонится? А если ребенок залезет посмотреть?»

      Но подошедшие были безоружны. С одного из пикапов им сбросили мешок, из которого они начали доставать сверкающие на скупом сентябрьском солнце лезвия.

      «Шеи будут резать, – понял Окурок. – Или головы рубить».

      Вот поэтому и не важно, что позади хлипкая стена. А пакеты – это не для того, чтоб жертвам страшно не было. И не для того, чтоб не убежали. Так палачам удобнее.

      – Гляди, это Виктор! – внезапно Бобриков толкнул его локтем под ребра. – Иванов своей персоной! Надеюсь, наши ушлепки будут хорошо махать ручками. А иначе я их, собак, запорю… Виктор баловства не терпит.

      Именно так они его называли, без отчества. Но фамильярничания в этом не было. Только почтение. Окурку сказали, что «Виктор» на древнем языке – это победитель.

      – Ну, вот и пойдем, напомни им, как надо себя вести, – Окурок воспользовался его предыдущей фразой, поймав бывшего сборщика налогов за язык.

      Бобер чертыхнулся, но поплелся вместе с ним к народу, чтобы вправить ленивым холопам мозги.

      Даже если радости не было, ее надо было изобразить. Впрочем, радость у них была. Вот как они радовались мучениям бедняги Гоги. Наверно, рады будут и приезду избавителя, который весь этот цирк им подарил.

      Одинокий серый грузовик, который Окурок сначала принял за КамАЗ, но потом посчитал «Мерседесом», приближался к ним со стороны асиенды. У машины был кунг[5], совмещенный в одно с прицепом, несли такой огромный кузов целых пять пар колес.

      Корпус был покрыт броней из листовой стали – и ее листы были очень аккуратно сварены, защищая даже дверцу кунга, к которой – она находилась на метр выше уровня земли – вела металлическая лесенка. Идущие вдоль бортов окна были закрыты бронированными ставнями. Открытым кроме лобового стекла оставалось только одно окошко. Все это чудо было выкрашено в болотный цвет,

5

КУНГ (кузов унифицированный нулевого (нормального) габарита) – тип закрытого кузова-фургона для грузовых автомобилей, состоявших на вооружении ВС СССР и РФ, а также армий стран Варшавского договора. Предназначен для размещения личного состава, лабораторий, ремонтных мастерских, полевых кухонь. Широкая распространенность автомобилей с КУНГами в армии и народном хозяйстве фактически сделало аббревиатуру именем нарицательным для обозначения закрытых кузовов вообще.