Несравненное право. Вера Камша

она узнала и второй голос, принадлежавший господину Улло.

      Собеседники были друг другом недовольны, чего и не пытались скрывать, однако понять, о чем они говорят, Ланка оказалась не в состоянии – оба несли какую-то тарабарщину.

      – Прикажете спросить Всадников? – В голосе Михая чувствовались раздражение и сарказм. – Не сомневаюсь, они будут вам рады!

      – Прекратите. Если бы вы оставили в покое эту кухонную девку, Он уже был бы среди нас. Не вам укорять нас в том, что псы Горды укрыли проклятого эльфа и вашу дочь.

      – След потеряли вы, хотя кто-то заверял, что от Охотников даже кошка не укроется, не то что Темная звезда.

      – Мы не приняли в расчет Горду. Не представляю, что разбудило стражей. Но, раз уж это случилось, они должны были уничтожить эльфа.

      – Но не уничтожили. Если и другие ваши обещания столь же правдивы, я, пожалуй, обойдусь без вашей помощи. Наполняйте свои чаши сами.

      – Вы лжете или нам, или себе. Нужно нечто большее, чем толпа гоблинов, чтобы совладать с Рене Арроем. Один раз вы уже попробовали это сделать.

      – Вы тоже.

      – Отнюдь нет – мы не ожидали, что он объявится в Идаконе после встречи с вашими людьми, но Аррой не главное. Нам нужна Эстель Оскора. Живая или мертвая.

      – Ну так ищите.

      – Мы ищем. Она может скрываться в Тахене или Кантиске, но, вероятней всего, ее дружок-эльф потащил ее в свое гнездо.

      – Вам, я полагаю, хода туда нет?

      – Нет, – признал господин Улло. И добавил: – Пока.

      Ноги Ланки затекли, но она продолжала слушать…

2

      Вторую неделю Фронтеру полосовали дожди. Жирная плодородная почва размокла, превратившись в отвратительное, чмокающее под ногами месиво, воздух пропитался влагой так, что постели в домах за день становились влажными. День немногим отличался от ночи, а утро от вечера, и если женщины еще пытались делать какую-то работу – ходили за скотиной, пряли, готовили, – то мужчины предпочитали пережидать ненастье в «Белой мальве».

      Красотка Гвенда, после смерти своего слишком уж любившего покушать и выпить мужа единолично заправляющая харчевней, позднюю осень любила. Ей нравилось, что у нее собирается почти весь Белый Мост, что никто никуда не спешит, отдавая должное ее стряпне и особенно знаменитой царке, но в этом году Красотке было тревожно.

      Да и что может быть хорошего, если по коронному тракту, у которого и вырос Белый Мост, ездят меньше, чем по проселку?! Ни купцов с товарами, ни весельчаков-либеров, ни местных, собравшихся в гости к таянским родственникам, ни таянцев, навещавших своих… Проклятущий Михай никого из Таяны не выпускал, а дураков, готовых лезть к Проклятому в зубы ради смутных барышей, не находилось. Фронтера оказалась медвежьим углом, краем света, причем опасным краем. Про то, что творится за Каючкой, говорили всякое и, как правило, шепотом. Хорошо хоть Кабаньи топи, начинающиеся в половине диа пути, надежно прикрывали село от взбесившегося соседа, зато на тракт Гвенда