Второй шанс. Америка и мир (сборник). Збигнев Бжезинский

отчетливо видимые в 1945-м, не были такими ясными в 1991-м. В 1945 году принесенные победой возможности были наивно охарактеризованы как нечто, по словам Франклина Делано Рузвельта, означающее «один мир», хотя это нечто уже было разделено на два лагеря. От радости, что пришел конец кровавой бойне, и от надежд на мирную жизнь люди буквально танцевали на улицах. Четыре с половиной десятилетия спустя их реакция такой не была. В столицах победоносного Атлантического союза не было танцев на улицах, когда распался Советский Союз. Конечно, еще до этого проявлялась радость в новой освободившейся Варшаве, а позднее – в Праге и Будапеште и в воссоединенном Берлине, но Запад выражал скорее облегчение, нежели энтузиазм.

      Усложняло восприятие событий и сдерживало ожидания людей то, что к концу холодной войны мир, который приняла Америка накануне XXI века, не находился в состоянии покоя и равновесия. Избавившись от призрака третьей глобальной войны между возглавлявшими два лагеря сверхдержавами, вооруженными до зубов ядерным оружием, мир обратился к другим заботам. Он стал чувствительным к усиливающимся националистическим стремлениям и этнической нетерпимости, более склонным погружаться в эгоистичную роскошь потворствования традиционным антагонизмам и религиозной почве. Таким образом, конец холодной войны не только возродил надежды; он также разжег новые страсти, менее масштабные по сути, но более примитивные по своим побуждениям.

      И все же возможности, которыми располагала Америка, были гораздо большими, чем в 1945 году, хотя и не такими очевидными. Американская держава не имела равного себе соперника; никакая угроза для нее не исходила ни с западного, ни с восточного, ни с южного фронта великой холодной войны на огромной шахматной доске Евразии. Европа в 1991 году, все еще почти разделенная, активно «атлантизировала» себя. Ее западная часть была прочно привязана к США узами НATO, в то время как восточная, освободившаяся от советского доминирования и снова ставшая Центральной Европой, жаждала допуска в привилегированное и во многом идеализированное ею Евроатлантическое сообщество. Воссоединение Германии происходило в восторженной атмосфере из-за выхода из-под опеки и в то же время с серьезной недооценкой долговременных социальных трудностей и финансовых затрат.

      Более того, Атлантический союз был примерно таким же сильным, как и всегда. На последнем этапе холодной войны, в 1989–1990 годах, имели место разногласия по поводу воссоединения Германии, когда в силу исторических причин ни Маргарет Тэтчер, ни Франсуа Миттеран не разделяли решимости Джорджа Г. У. Буша и Гельмута Коля как можно скорее положить конец разделению страны. Но вскоре воссоединение Германии стало свершившимся фактом. То, что объединение Германии в действительности будет означать конец франко-германского лидерства в возникающей новой Европе (где Франция имела возможность извлекать выгоду из раздела Германии), еще не было настолько очевидным.

      Более обещающим было состояние взаимоотношений