Охотники за голосами. Роман Романов

доброй буфетчицы. «Клянусь, что все верну этой славной женщине! Клянусь! Лишь бы холодильник не оказался пустым!» – думал, смешно вихляя по коридору на карачках, словно старый неподкованный мерин, Турист.

      Жадно пережевывая холодные гамбургеры и запивая их какой-то подозрительной, выдохшейся газировкой, Иван Ежихин обдумывал свое положение. Как такое могло произойти, что его, в принципе, безобидного приличного человека – повязали и чуть не бросили за решетку с какими-то нелепыми подозрениями.

      А началось все в экспрессе «Москва – Санкт-Петербург». Вернее, даже не с этого, а с того, что его давняя подруга, которую он стеснительно обожал, ни разу не видев в живую, написала ему, что поедет прогуляться по весеннему Питеру, и наконец-то, появилась возможность познакомиться по-настоящему. Иван снял с карточки все свои запасы денег, купил дорогой ювелирный подарок, билеты на поезд и помчался в Питер. А в вагоне его соседями оказались два очень приличных, интеллигентных человека Арни и Серж, которые возвращались с вечера встречи институтских друзей позднесоветского года выпуска. Арни был прибалтом, Серж украинцем, Ваня – политтехнологом. В такой компании не могла не вспыхнуть долгая и яркая экспертная дискуссия о том, что происходило в Украине.

      Через какое-то время, Ежихин понял, что ему так мягонько, интеллигентно, с легкой высокомерной иронией объясняют, какой он и ему подобные россияне быдло и оккупанты в сравнении с продвинутой Европой, Прибалтикой и Украиной. Вдвоем на одного. Вот этого Иван с детства не любил природным своим и на удивление сохранившимся, несмотря на годы, чувством справедливости. Поумничать там на птичьем языке, в пух и прах дискредитировать вражеского кандидата на выборах, манипулировать общественным мнением в политической драке – это пожалуйста, на войне как войне, все равны, демократия и все такое. Но когда в его лице унижали страну, или даже не в его лице, а просто, когда его народ, историю, традиции мазали черной краской и выставляли виноватым перед всем миром – в Ежихине просыпалось темное генетическое имперское подсознание. И никакая его европейская, по сути и духу, образованность, никакой социальный опыт и его личные романтические идеалы демократии не могли противостоять этим могучим архетипам. Это все равно, что болеть против сборной России по хоккею, кем бы ты ни был и чем бы ни занимался – нельзя. Вот войдя как раз в такое состояние в поезде, Турист прекратил любезничать и очень жестко перевел игривую интеллектуальную дискуссию в жесткое русло:

      – А ну-ка, хлопцы, достали планшеты, залезли в свои википедии и форумы и хоть одно доказательство в студию, что русские солдаты рубили украинских, польских, эстонских, немецких детей топорами, разбивали их головки об угол дома, прикалывали вилами к забору, вешали на колючей проволоке гроздьями вокруг деревьев и сжигали живьем? Хоть один факт! Слабо? – холодно, медленно с прищуром проговорил Ежихин.

      Повисла неловкая пауза, собеседники переглянулись, смутились