Словарь Ламприера. Лоуренс Норфолк

этом, что за внешней простотой его задачи стоит нечто большее. Секретность была превыше всего. За доверительным тоном наваба скрывался приказ – не высказанный вслух, но понятный обоим. Приказ, который следовало запомнить накрепко. Узколицый человек не смотрел в его сторону. Это была одна из условностей игры; Назим знал, что его уже заметили и запомнили. Но и тебя тоже, подумал он, мысленно обращаясь к узколицему. Он качнул своей широкополой шляпой в сторону узколицего, заметил, как блеснули его глаза. Тогда он, чувствуя на себе взгляд узколицего, повернулся и зашагал на восток вдоль пристани. Назим надеялся, что маневр его не слишком медлителен; если узколицый исчезнет раньше, чем Назим, заметя следы, вернется обратно, ему придется остаться ни с чем, если не считать того старика в окне, который вполне может и не иметь ко всему этому никакого отношения…

* * *

      Несвоевременные анфестерии, горький плод не по сезону. Его воодушевление быстро иссякло, когда он, усевшись на жестком полу, принялся разбирать бумаги отца. Еще одна, более внушительная пачка бумаг лежала в дорожном сундуке, ожидая своей очереди. Карта мира с вопросительными знаками, усеявшими район Средиземноморья, стопка ежемесячных расписок в получении «rеçu par Mme K, 43, V. Rouge, Rue Boucher des Deux Boules, Paris», старые письма от людей, прибавления к именам которых (в отставке, экс-капитан, мисс) рассказывали крохотные истории разочарований. Здесь были рисунки кораблей, колонки цифр, планы зданий и карта какого-то сооружения, опознать которое он не смог. А также: блокнот, из которого были вырваны все страницы, вторая половина какого-то сонета, перечень десяти самых распространенных на Джерси бабочек с краткими описаниями и рисунками, краткая биография его деда и несколько листков, испещренных каракулями, машинально выведенными чьей-то рукой. Он прочел бо`льшую часть всего этого, размышляя над содержанием прочитанного, пытаясь сравнивать почерки, цвет чернил, типы бумаги, и все это в ожидании обнаружить какую-то мелочь, одну деталь, фразу, запятую, которая, он был уверен в этом, могла бы открыть ему предмет поисков, занимавших его отца. Но пока что ему не удалось найти ничего.

      За день до этого к нему заходил Септимус, объяснив свой визит необходимостью нарисовать план пути до таверны «Робкие ручонки».

      – Я бы сам зашел за вами, но мне как церемониймейстеру надлежит явиться раньше.

      Ламприер поинтересовался, в чем заключаются упомянутые церемонии, но Септимусом внезапно овладел дух разрушения, и он принялся мастерить стрелы из наиболее хрупких на вид документов, лежавших в комнате, а потом сказал Ламприеру: «Давайте я научу вас боксировать». Когда же он, высунувшись из окна, стал предлагать проходившим внизу женщинам «подниматься сюда», Ламприер попросил его уйти.

      – Значит, до субботы! – крикнул он на прощание, и было слышно, как, спускаясь по лестнице, он одновременно практиковался в ударе слева.

      И вот суббота пришла, а Ламприер не выяснил ни на йоту больше того, что знал раньше. Он бесцельно переворачивал