Американец, но все-таки русский. Александр Тамоников

кабины. – С движком что-то. Сейчас Равиль разберется и доложит. – Он заметил бледность Елены, взял ее под руку и повел обратно к машине.

      Следом за командиром на землю из кабины спрыгнул Гусенко, беспокойно огляделся по сторонам и спросил:

      – Елена Васильевна, а где Власта?

      – Улетела по санитарному заданию с экипажем Саши, – не оборачиваясь, ответила докторша. – Они скоро вернутся.

      – Ясно.

      Провожая парочку взглядом, Гусенко невольно улыбнулся.

      Он вспомнил, как вчера вечером, приняв за ужином приличную дозу водки, Равиль пошутил:

      – А ведь ты, командир, неровно дышишь в сторону Елены Васильевны. Разве нет?

      Карбанов растерялся и покраснел, будто его подловили на карманной краже.

      Он глотнул водки, закусывать не стал и прохрипел:

      – С чего это ты взял?

      – Заметил пару раз, как ты на нее смотришь, – посмеиваясь, сказал бортач и добавил: – Да ладно, Николай Алексеевич, дело-то житейское.

      Впервые она обратила внимание на солидного сорокалетнего пилота во время углубленного медицинского осмотра, проводимого через полгода после врачебно-летной комиссии. Тогда Елена забежала по каким-то делам в кабинет окулиста, где на стуле с робкой и стеснительной улыбкой ребенка сидел этот человек. Пока проходила проверка его зрения, Барина решила подождать и встала у открытого окна.

      – Закройте левый глаз, – стоя у офтальмологической таблицы, привычно командовала окулист. – Какая буква? – Указка коснулась очередного символа. – Эта? Эта?..

      С десятой строчкой пилот справился без проблем, а вот более крупные буквы назвать почему-то затруднялся.

      – Вы знаете буквы из этой строчки наизусть, да? – догадалась врач.

      Вертолетчик вздохнул и виновато кивнул.

      После этого начались его мучения с таблицей Головина. С направлением разрывов у маленьких кружочков нарисовались еще большие проблемы.

      Покончив с таблицами, врач поколдовала возле пилота с пробными очками-линзами, переместилась за рабочий стол и с искренним удивлением проговорила:

      – Как же вы летаете, Николай Алексеевич? У вас же явно выраженная дальнозоркость! Вы же, наверное, и приборов-то не видите.

      – Да вижу я их. – Карбанов поморщился. – Не так как в юности, конечно, но показания различаю. К тому же у меня отличная мышечная память.

      Барина с интересом посмотрела на пилота и осторожно осведомилась:

      – А при чем тут мышечная память?

      – У меня руки все помнят. Каждый тумблер, любую кнопку. Я уже двадцать лет на данном типе летаю, – ответил Николай, внимательно посмотрел на Елену и с серьезным видом добавил: – Ну а если сослепу упускаю контроль за высотой, то слышу, как бортовой техник испуганно шепчет штурману: «Сейчас старый хрен нас угробит!» Слух-то у меня отличный.

      Лишь через несколько секунд женщины поняли, что пилот шутит, и рассмеялись.

      Елене Васильевне Бариной в молодости