Филеб. Платон

ни о чем, кроме того, что может быть достигнуто вместе с благом.

      Протарх. Против этого возразить нечего.

      Сократ. Рассмотрим же и обсудим жизнь в удовольствии и разумную жизнь – каждую порознь.

      Протарх. Как это?

      Сократ. Пусть жизнь в удовольствии не будет содержать разумения, а разумная жизнь – удовольствия. В самом деле, если удовольствие или разумение – это благо, то они не должны нуждаться решительно ни в чем; если же окажется, что они в чем-либо нуждаются, то они уже не будут для нас подлинным благом.

      Протарх. Конечно, не будут.

      Сократ. Не попробовать ли нам проверить сказанное на тебе?

      Протарх. Пожалуйста.

      Сократ. В таком случае отвечай.

      Протарх. Спрашивай.

      Сократ. Согласился ли бы ты, Протарх, прожить всю жизнь, наслаждаясь величайшими удовольствиями?

      Протарх. Отчего же нет?

      Сократ. Считал ли бы ты, что тебе нужно еще чтонибудь, если бы ты вполне обладал всем этим?

      Протарх. Никоим образом.

      Сократ. Посмотри хорошенько, неужели ты не нуждался бы в надлежащей мере разумения, ума, рассудительности и всего сродного с этим?

      Протарх. Зачем? Ведь, обладая радостью, я обладал бы всем.

      Сократ. Неужели, живя таким образом, ты в течение всей жизни наслаждался бы величайшими удовольствиями?

      Протарх. Почему же нет?

      Сократ. Однако, не приобретя ни разума, ни памяти, ни знания, ни правильного мнения, ты, будучи лишен всякого разумения, конечно, не знал бы прежде всего, радуешься ты или не радуешься.

      Протарх. Несомненно.

      Сократ. Не приобретя, таким образом, памяти, ты, конечно, не помнил бы и того, что некогда испытывал радость; у тебя не оставалось бы никакого воспоминания об удовольствии, выпадающем на твою долю в данный момент. Опять-таки, не приобретя правильного мнения, ты, радуясь, не считал бы, что радуешься, а будучи лишен рассудка, не мог бы рассудить, что будешь радоваться и в последующее время. И жил бы ты жизнью не человека, но какого-то моллюска или других морских животных, тела которых заключены в раковины. Так ли это, или же вопреки сказанному мы будем думать иначе?

      Протарх. Но как?

      Сократ. Неужели нам стоит избрать такую жизнь?

      Протарх. Твое рассуждение, Сократ, повергло меня теперь в полное молчание.

      Сократ. Не будем все же падать духом, но, обратившись к жизни ума, рассмотрим ее в свою очередь.

      Протарх. О какой жизни говоришь ты?

      Сократ. Предположи, что кто-либо из нас избрал бы жизнь, в которой обладал бы и умом, и знанием, и полнотой памяти обо всем, но ни в какой степени не был бы причастен ни удовольствию, ни печали и оставался бы совершенно равнодушным ко всему этому.

      Протарх. Такая жизнь, Сократ, не кажется мне достойной выбора, да и всякому другому, думается мне, не может показаться такой.

      Сократ. А жизнь смешанная, Протарх, состоящая из того и другого?

      Протарх. То есть из удовольствия и ума, соединенного с разумением?

      Сократ. Именно так. Я имею в виду жизнь такого рода.

      Протарх.