На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921. В. А. Слюсаренко

разрешения почтенной дамы, встретившей нас, и получил разрешение. При помощи наших вестовых мы привели себя в порядок и были позваны к обеду. Стол был сервирован в большой <нрзб> столовой, освещаемой большими канделябрами. Хозяйка, не проявлявшая более страха, любезно предлагала нам яства, пиво и кофе и, узнав о том, что среди нас имеется «казак» (начальник конвоя), подозвала к себе одну из служанок и, указывая на него, что-то ей сказала. Ужас и изумление выразились на лице служанки, но через минуту она успокоилась и засмеялась. Оказалось, что эта служанка страшно боялась появления русских казаков, но когда увидела за столом невзрачного маленького хорунжего с красными лампасами[74], пришла в веселое настроение. Этот эпизод вызвал веселое также настроение и в нашем обществе.

      Отблагодарив за обед, мы отправились по своим апартаментам. Меня беспокоило, конечно, отсутствие приказаний от штаба корпуса и то обстоятельство, что авангард наш выдвинут на запад, в то время когда противник отошел на юг.

      Рано утром 17 августа из Бартенштейна получаем известие о том, что 5-й стрелковой бригаде приказано спешно отходить назад в Гердауэн, по каким причинам – неизвестно.

      Сведений о левом соседе, 26-й пехотной дивизии, не имеем; молчит и штаб корпуса! Приказываю адъютанту[75] Генерального штаба капитану Скворцову в сопровождении вооруженного конвоя произвести на автомобиле разведку по шоссе на Бишовштейн – Сантопен[76] и постараться войти в связь с 26-й пехотной дивизией. Час, другой мучительного ожидания; возвращается капитан Скворцов и докладывает, что на всем пробеге его до Сантопена ни одного русского и немецкого солдата не встретил, шоссе совершенно пустынно, и только невдалеке от Бишовштейна на поле видны валяющиеся трупы лошадей, по-видимому, после произошедшего здесь столкновения конницы.

      Решаю следовать примеру правого соседа и отдаю приказ об отходе в Гердауэн. Поднимаются суета, нагрузка и отправка обоза. Артель русских рабочих, узнав о нашем отходе, решает присоединиться к нашему обозу и идти с нами. Выкатывают из экипажного сарая громадный немецкий фургон, запрягают парой рослых коней и до верха нагружают его вещами. Почтенная дама, домоправительница, тоже приходит в волнение, обращаясь ко мне с щекотливым вопросом: куда мы идем дальше? – и просит меня дать ей бумагу, которая бы избавила замок от разграбления. Отвечаю, что, куда мы пойдем, нам еще неизвестно – приказано только приготовиться к выступлению, а бумагу дать могу.

      Ведет меня через громадный белый зал, увешанный прекрасными портретами августейших особ Российского императорского дома, в кабинет герцога и дает лист. Пишу, что «в этом замке русским войскам оказано гостеприимство и потому воспрещается всякое насилие и грабеж, за которые виновные будут привлечены к ответственности. Генерал N». Тут же в кабинете на особом столике под стеклянным футляром лежит толстая книга в старинном кожаном переплете. Домоправительница достает ее и раскрывает передо мной, с пояснением,

74

Конвой при штабе дивизии обычно формировался из донских казаков, элементом формы которых были шаровары с широкими красными лампасами. Звание хорунжего в казачьих войсках соответствует подпоручику в пехоте и корнету в кавалерии.

75

Имеется в виду старший адъютант штаба 43-й пехотной дивизии, то есть офицер, ведавший в штабе вопросами личного состава и являвшийся ближайшим помощником начальника штаба.

76

Имеются в виду город Бишофштейн (Bischofstein) и деревня Сантоппен (Santoppen) в округе Рессель правительственного района Кенигсберг в Восточной Пруссии; ныне город Биштынек (Bisztynek) и деревня Сантопы (Sątopy), последняя входит в гмину Биштынек в Бартошицком повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.