Мастер и Маргарита. Михаил Булгаков

малоизвестном языке.

      «И по-латыни, как Пилат, говорит…» – печально подумал Иван. Тут одно слово заставило его вздрогнуть, и это было слово «шизофрения» – увы, уже вчера произнесенное проклятым иностранцем на Патриарших прудах, а сегодня повторенное здесь профессором Стравинским.

      «И ведь это знал!» – тревожно подумал Иван.

      Главный, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем и радоваться всему, что бы ни говорили ему окружающие, и выражать это словами «славно, славно…».

      – Славно! – сказал Стравинский, возвращая кому-то лист, и обратился к Ивану: – Вы – поэт?

      – Поэт, – мрачно ответил Иван и впервые вдруг почувствовал какое-то необъяснимое отвращение к поэзии, и вспомнившиеся ему тут же собственные его стихи показались почему-то неприятными.

      Морща лицо, он, в свою очередь, спросил у Стравинского:

      – Вы – профессор?

      На это Стравинский предупредительно-вежливо наклонил голову.

      – И вы – здесь главный? – продолжал Иван.

      Стравинский и на это поклонился.

      – Мне с вами нужно говорить, – многозначительно сказал Иван Николаевич.

      – Я для этого и пришел, – отозвался Стравинский.

      – Дело вот в чем, – начал Иван, чувствуя, что настал его час, – меня в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!..

      – О нет, мы выслушаем вас очень внимательно, – серьезно и успокоительно сказал Стравинский, – и в сумасшедшие вас рядить ни в коем случае не позволим.

      – Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственной личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.

      Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта.

      – Пилата? Пилат, это – который жил при Иисусе Христе? – щурясь на Ивана, спросил Стравинский.

      – Тот самый.

      – Ага, – сказал Стравинский, – а этот Берлиоз погиб под трамваем?

      – Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших, причем этот самый загадочный гражданин…

      – Знакомый Понтия Пилата? – спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большой понятливостью.

      – Именно он, – подтвердил Иван, изучая Стравинского, – так вот он сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло… А он и поскользнулся как раз на этом месте! Как вам это понравится? – многозначительно осведомился Иван, надеясь произвести большой эффект своими словами.

      Но этого эффекта не последовало, и Стравинский очень просто задал следующий вопрос:

      – А кто же эта Аннушка?

      Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло.

      – Аннушка здесь совершенно не важна, – проговорил он, нервничая, – черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то, что он заранее, понимаете ли, заранее знал о подсолнечном масле! Вы меня понимаете?

      – Отлично понимаю, – серьезно ответил Стравинский и, коснувшись