Только ты. Логвин Янина

меня таким слабым рядом со сводной сестрой. Открытым и уязвимым. Но этим ощущениям я больше не мог сопротивляться.

      Это не был просто поцелуй. Он не был тем, чего я обычно избегал с девчонками – необходимой прелюдией удовольствия. Я познавал своего хрупкого Эльфа почти со страхом, впитывая тепло ее кожи, запах волос каждой клеточкой, запоминая с каждым громким биением сердца. Крепко сжимал ее руку, с новой секундой все сильнее пугаясь растущего в груди желания обладать чем-то очень важным, что было спрятано в ней. Только в ней. В моей юной сводной сестре. Внезапно осознавая, что хочу большего. Ответа в синих глазах, такой же неясной боли, что сейчас сжигала меня изнутри. Я не знал. Только чувствовал, что мне мало, мало, мало… Что мне так хочется… Чего? Сжать ее в руках, как куклу? Мучить, как она мучила меня или…

      Я не помню, чтобы когда-то так задыхался от мысли о близости с девчонкой. От того, что можно увидеть, дотронуться… Больнее этого лишь представить ее с другим.

      Горло свел болезненный спазм. Я должен отпустить ее, должен. Это просто наваждение, испуг, жалость, чертов страх! Пальцы медленно разжались, отпуская запястье, но ноги отказались отступить. Не знаю, сколько мы простояли так, громко дыша, чувствуя близость наших тел, не замечая, как пронзительно на плите свистит чайник. И как громко из прихожей раздаются голоса родителей…

      Мы все же успели отпрянуть друг от друга.

      – Настя! Настя, дочка, где ты?! Ты дома, Настя?! Настя!

      Батя влетел в кухню, включил свет и остановился как вкопанный, хватая ртом воздух.

      – Господи, дочка… – увидев нас, тяжело привалился плечом к дверному косяку и скользнул дрожащей ладонью по бледному лицу. – Слава Богу, ты дома. Слава Богу…

      – Конечно, Настя дома, где ей еще быть? Я говорила тебе, что с ней все в порядке. И чего ты, Гриш, в одну секунду как с цепи сорвался?

      В кухню вошла мать, бросила сумку на стул. Поездка была ночной, трудной… Сейчас я молился, чтобы она обратила свое внимание на дом, а не на сына с падчерицей, что стояли одни в полутемной кухне.

      – Ты же знаешь. Показалось что-то.

      – Твое «показалось» будет стоить нам новой поездки и рабочих выходных.

      – Извини, Галя, нервы ни к черту.

      Мать наконец огляделась. Медленно стянула с шеи платок. Я знал, что пройдет всего пару секунд, и она увидит следы вечеринки.

      Осмотрелась. Увидела. Выйдя из кухни, уже через полминуты вернулась, чтобы поднять на меня хмурый взгляд.

      – Объясни-ка мне, Стаська, что здесь происходит? Точнее, происходило без нас? – спросила грозно, по-директорски. Сделав шаг к столу, сняла с него недопитую бутылку пива, протягивая перед собой. – Что это?

      Плевать! Я с самого начала знал, приглашая в дом друзей, что мне придется за это приглашение ответить.

      – Ничего, мам. Вечеринка, как видишь. Была.

      Она видела. И сына своего видела насквозь. Это был первый случай, когда я привел в дом такое количество молодежи, не ограничившись лимонадом и конфетами. Не спросив разрешения. Открывал двери спален старшим друзьям,