День гнева (сборник). Север Гансовский

радио и телевидению.

      Дважды Катерина ездила в Рим, но в клинику ее не пускали, и она только получала записки, что Джулио чувствует себя хорошо и просит не беспокоиться.

      Мы уж не думали, что попадем в театр, но в день концерта из Рима приехал курьер с двумя билетами – Катерине и мне. Нам пришлось очень торопиться, чтобы не пропустить подходящий автобус, и мы поспели в театр к самому началу. На улице меня встретил директор, Чезаре Анджелис, и сказал, что Джулио хочет меня видеть. Меня одного.

      Мы поднялись на второй этаж, где у них расположены артистические уборные, директор довел меня до нужной двери и ушел. В коридоре было пусто, Джулио приказал из публики никого не пускать.

      Я постоял один. Было тихо. Снизу чуть слышно доносились звуки скрипок. Там оркестранты настраивали инструменты (на этот раз Джулио пел в сопровождении оркестра).

      Я постучал, в комнате послышались шаги. Дверь отворилась, вышел Джулио, обнял меня и провел к себе. Он очень похудел с тех пор, как я видел его в последний раз. Лицо его было усталым, и вместе с тем на нем выражалась удивительная, даже какая-то ранящая мягкость и доброта.

      Мы сели. Он спросил, как Катерина и его родные. Я ответил, что хорошо.

      Потом мы помолчали. Не знаю отчего, но вид его был очень трогателен. Так трогателен, что хотелось плакать, хотелось сказать ему, какой он великий певец, как мы ценим его. Хотелось объяснить, что мы понимаем то тяжкое и двойственное положение, в котором он находится, владея голосом, который в то же время как бы и не его голос.

      Но конечно, я ничего не сказал, а просто сидел и смотрел на него.

      Прозвучал первый звонок, затем второй и сразу за ним третий. Я не решался напомнить ему, что пора на сцену, а он сидел задумавшись.

      Потом он встряхнулся, вздохнул, встал и сказал, глядя мне прямо в глаза:

      – Завтра я ложусь на операцию.

      – На операцию?..

      – Да. Скажи об этом нашим. Алляр хочет сделать мне еще одну операцию.

      – Зачем?

      Он пожал плечами:

      – Не знаю… Хочет расширить диапазон до пяти октав.

      – Но для чего это тебе?

      Проклятие! Я забегал по комнате.

      – Не ложись ни в коем случае! Зачем это? А вдруг операция будет неудачной? Это же опасно. Никто тебя не может заставить.

      – Но у меня договор. Тогда, еще год назад, мы составили договор, что, если Алляр сочтет нужным, мне будет сделана повторная операция.

      Я стал говорить, что такие договоры незаконны, что любой судья признает этот пункт недействительным. Но он покачал головой. И вы знаете, что он сказал мне?

      Он сказал:

      – Я должен. Но не из-за договора. А потому, что я не верю, что Алляр дал мне голос.

      Я не совсем понял его, но почувствовал, что есть какая-то правда в том, что он говорил.

      Мы уже стояли в коридоре. Он был пуст. Почему-то мне показалось, что жизнь так же длинна, как этот коридор, и очень трудно пройти ее всю до конца…

      Гром оваций встретил Джулио, когда