Мон-Ревеш. Жорж Санд

заметила Натали, старшая из барышень Дютертр, проходя с отцом и его гостями по обширным и пышным покоям первого этажа, – и угадала, что вы устроили нам сюрприз.

      – А я увидела коляску с вершины холма, – сказала Эвелина, – и спустилась вниз галопом, чтобы приехать одновременно с отцом.

      – Чтобы поскорее обнять меня или чтобы побиться об заклад с Амедеем, рискуя сломать себе шею? – спросил отец; в его словах звучали одновременно насмешка, нежность и недовольство.

      – Ну вот! Начинаются обычные нападки! – смеясь, воскликнула молодая девушка. – Как вы можете задавать мне такой вопрос?

      – Оставьте, Эвелина, – сказал кузен, – тут налицо обе причины, хоть я и отказался биться об заклад: это было бы слишком опасно для вас.

      – Ш-ш! Мы входим в святилище, – странным тоном объявила Натали. – Здесь обитает совершенство, которое мой отец ни в чем не сможет упрекнуть.

      И с этими словами она отдернула портьеру; взволнованному взору отца семейства и быстрым оценивающим взглядам сопровождавших его гостей открылась маленькая гостиная, где обычно находилась госпожа Дютертр, когда бывала одна.

      Но Тьерре постигло разочарование. Близился вечер, и гостиная, сама по себе темная из-за золотистых кожаных обоев и обитой лиловым бархатом мебели, была освещена лишь неясным сумеречным светом и огненными отблесками камина, где догорала охапка дров.

      Две женщины, которые задушевно беседовали, сидя рядом у камина, вскочили и побежали навстречу Дютертру. В их восклицаниях сквозило больше чувства, чем в тех, что встретили отца семейства ранее. Это была Олимпия, жена Дютертра, и его младшая дочь Каролина. Внимание Тьерре восполнило слабость его зрения, и от него не ускользнула ни одна подробность этой сцены. Госпожа Дютертр, собравшаяся было поцеловать идущего к ней навстречу мужа, сделала шаг назад и подтолкнула к нему Каролину, как бы решив уступить ей преимущество первой ласки.

      «Ого! – подумал Тьерре. – „Грешная жена”, совершенно ясно».

      Мать и дочь обняли Дютертра без лишней суеты, но с большой нежностью; затем Каролина горячо поцеловала руку отца и, как истинно наивное прелестное дитя, подойдя к огню, передала его руку Олимпии, которая незаметно прикоснулась к ней губами. Дютертр вздрогнул, хотел еще раз поцеловать жену, но та опять немного отступила и подтолкнула к нему Каролину.

      «Да, она очень виновата перед ним! – снова подумал Тьерре, стоя позади них и не упуская ни одного движения Олимпии. – Как много измен в прошлом, если мать семейства так смиренно отступает перед человеком, простившим ее в силу забвенья или привычки!»

      – Я точно убедился, – сказал он, подходя к Флавьену, вслед за тем, как были представлены оба гостя и завязалась оживленная беседа.

      – Убедился в возрасте?

      – О, возраст здесь ни при чем; но это большая грешница.

      – Ну да, уже? – воскликнул Флавьен, думая о том, как мало времени понадобилось Тьерре, чтобы установить подозрительное единомыслие с хозяйкой замка.

      – Ты