Хождение по мукам. Алексей Толстой

станут», – подумал Иван Ильич и хотел было войти во двор, но ближайший к нему казак загородил дорогу и, в упор глядя дерзкими глазами, сказал:

      – Куда? Осади!

      – Мне нужно пройти в контору, я инженер.

      – Осади, говорят!

      Тогда из толпы послышались голоса:

      – Нехристи! Опричники!

      – Мало вами нашей крови пролито!

      – Черти сытые! Помещики!

      В это время в первые ряды протискался низенький прыщавый юноша с большим и кривым носом, в огромном, не по росту, пальто и неловко надетой высокой шапке на курчавых волосах. Помахивая слабой рукой, он заговорил, картавя:

      – Товарищи казаки! Разве мы не все русские? На кого вы поднимаете оружие? На своих же братьев. Разве мы ваши враги, чтобы нас расстреливать? Чего мы хотим? Мы хотим счастья всем русским. Мы хотим, чтобы каждый человек был свободен. Мы хотим уничтожить произвол…

      Казак, поджав губы, презрительно оглядел с головы до ног молодого человека, повернулся и зашагал в воротах. Другой ответил внушительно, книжным голосом.

      – Никаких бунтов допустить мы не можем, потому что мы присягу принимали.

      Тогда первый, очевидно, придумав ответ, крикнул курчавому юноше:

      – Братья, братья… Штаны-то подтяни, потеряешь.

      И оба казака засмеялись.

      Иван Ильич отодвинулся от ворот, движением толпы его понесло в сторону, к забору, где валялся заржавленный чугунный лом. Он попытался было взобраться туда и увидел Орешникова, который, сдвинув на затылок барашковую шапку, спокойно жевал хлеб. Телегину он кивнул бровями и сказал басом:

      – Вот дела-то хороши, Иван Ильич.

      – Здравствуйте, Орешников. Чем же это все кончится?

      – А мы покричим малое время, да и шапку снимем. Только и всех бунтов. Пригнали казаков. А чем мы с ними воевать будем? Вот этой разве луковицей кинуть – убить двоих.

      В это время по толпе прошел ропот и стих. В тишине у ворот раздался отрывистый командный голос:

      – Господа, прошу вас расходиться по домам. Ваши просьбы будут рассмотрены. Прошу вас спокойно разойтись.

      Толпа заволновалась, двинулась назад, в сторону. Иные отошли, иные продвинулись. Говор усилился. Орешников сказал:

      – Третий раз честью просят.

      – Кто это говорит?

      – Есаул.

      – Товарищи, товарищи, не расходитесь, – послышался взволнованный голос, и сзади Ивана Ильича на гору чугунного лома вскочил бледный, возбужденный человек в большой шляпе, с растрепанной черной бородой, под которой изящный пиджак его был заколот английской булавкой на горле.

      – Товарищи, ни в коем случае не расходиться, – зычно заговорил он, протянув руки со сжатыми кулаками, – нам достоверно известно, что казаки стрелять отказались. Администрация ведет переговоры через третьих лиц со стачечным комитетом. Мало того, железнодорожники обсуждают сейчас всеобщую забастовку. В правительстве паника.

      – Браво! – завопил чей-то исступленный