Крест командора. Александр Кердан

из первых указов новой императрицы обязал подданных «доносить на ближнего безо всякого опасения и боязни того же дни. А если в тот день, за каким препятствием не успеет, то, конечно, в другой день, ибо лучше донесеньем ошибиться, нежели молчанием…»

      Размышления Ушакова прервал осторожный стук в дверь.

      – Входи! – громыхнул он.

      Вошедший отрапортовал:

      – Чиновник для особых поручений Дементьев, ваше превосходительство! – голос у него подрагивал.

      «Боится, а ещё для особых поручений… – отметил Ушаков. – Что ж, страх в нашем ремесле вещь немаловажная, а иной раз даже полезная».

      Он внимательно оглядел Дементьева: ростом не удался, но скроен ладно, одет аккуратно. Задержался взглядом на румянце – ну, ровно у молодухи. Приказал:

      – Подойди поближе.

      Дементьев приблизился.

      – Имечко откуда, Авраам? – неожиданно спросил Ушаков. – Ужель из святцев, ай, детина?

      Дементьев раскраснелся ещё сильнее, но ответил уже без дрожи в голосе:

      – Никак нет, ваше превосходительство, не из святцев. Батюшка мой назвал меня так в честь Авраама Петровича Ганнибала. Батюшка у них денщиком службу начинали.

      – Знавал я некогда крестника государева. Что ж, образец достоин подражания, хотя и не во всем… Ведаешь ли ты, ай, детина, где сейчас сей капитан-лейтенант Преображенского полка обретается?

      Дементьев отрицательно мотнул головой.

      Ушаков отчеканил:

      – Отставной бомбардир Ганнибал самовольно возвернулся из Сибири в Санкт-Петербург и не далее как третьего дни был на аудиенции у генерал-фельдцейхмейстера Миниха, у коего просил покровительства. Оный Миних посоветовал ему тайно убыть в свою деревню, где и пребывать в ожидании монаршей милости…

      Ушаков тяжело поглядел на Дементьева, которого снова начало трясти.

      – Мне сие обстоятельство не известно, ваше превосходительство.

      – А мне всё ведомо! – Ушаков встал из-за стола, подошел к Дементьеву, навис над ним как неотвратимое возмездие. – Посему, ай, детина, врать мне не сметь!

      Дементьев был готов разрыдаться:

      – Да я, разве, я… И не помышляю, ваше пре… – голос его осекся.

      Ушаков вернулся за стол и спокойно, уже безо всякого нажима, спросил:

      – Знаешь ли ты Беринга, ай, детина?

      – Чести быть представленным капитану Берингу не имел, – едва справляясь с собой, произнес Дементьев, – но о делах его славных наслышан.

      Ушаков хмыкнул:

      – Так ли уж славных?

      Дементьев, к которому опять вернулось самообладание, отвечал уже более твердо:

      – В «Санкт-Петербургских ведомостях» писано академиком Герардом Миллером, что экспедиция под началом господина Беринга изобрела пролив между северными и восточными морями. Сей пролив позволит водяным путем из Лены до Япона, Хины и Ост-Индии беспрепятственно добраться. И называется сей пролив Аниан, ваше превосходительство…

      – Ага,