Золотой саркофаг. Ференц Мора

взволнованно воскликнул император.

      Опасаясь, что старый ветеран, грубоватый и упрямый, задумал вопреки повелению представить императору своего сына, императрица поспешила успокоить мужа:

      – Квинтипор – сын садовника. Хочешь, взгляни на него. Он ведь твой раб… я его знаю… очень милый, скромный мальчик… словно и не Квинтов сын – до того они непохожи. Или, может быть, не надо: ты, наверное, устал, Диокл?

      – Что ты! Нисколько! – вскочил император с места и порывисто шагнул к дверям.

      – Заходи, старый товарищ!.. Ай-ай-ай! И тебе не стыдно?

      Квинт грохнулся на колени у порога и ни за что не хотел вставать, пока не облобызает стопы повелителя.

      – Ну-ну! Этого еще недоставало. – Император стал его подымать, протягивая ему руку. – Принес виноград?..

      Император наклонился к Квинтипору, стоявшему на коленях с корзиной в руках, но тут же выпрямился и спросил императрицу:

      – Хочешь винограду на ужин, Ириска?

      – Пожалуй. А ты, государь, не покушаешь ли сперва чего- нибудь поплотнее?

      – Нет, нет! Больше ничего не хочу! – возразил он и указал застывшему на коленях прегустатору на дверь; тот выполз из комнаты. – Я уверен: виноград, который принес нам мой Квинт, не отравлен.

      Присев на край ложа, Диоклетиан протянул августе на ладони виноградную гроздь.

      – Я не знал, Квинт, что у тебя есть брат.

      – У меня нет брата, государь. Я отрекся от него после того, как он осрамил меня.

      – Как так?

      – Был он тут у меня в гостях. Я принес Сильвану[94] откормленного шестинедельного поросенка. Все как полагается: часть богу, часть жрецу, а остальное взял домой и гостей созвал. И вдруг ублюдок этот при всех заявляет: он-де свинину есть не будет. Вот тебе раз! Ты что же, спрашиваю, в евреи подался? Не в евреи, говорит, а в христиане. Сперва мы решили, что он просто перехватил малость, но глядим – нет, просто рехнулся, бедняга! Недаром второй раз женился. И с той поры мы не едим с ним из одной миски.

      Император положил в рот жене еще одну виноградину и, не оборачиваясь, спросил:

      – Значит, это твой сын, Квинт?

      – К его счастью, уж не мой сын, а твой раб, государь. Вон как его нарядили. Ишь каким важным господином выглядит.

      Император повернулся и внимательно посмотрел на Квинтипора.

      – Встань, мальчик!.. В какой ты должности?

      – Не знаю, божественный государь, – поднимаясь на ноги, ответил Квинтипор и покраснел – Препозитор сказал, что на должность он назначит меня потом.

      – Может быть, ты секретарь… с-ы-ы-н мой? – спросил император, как-то странно растянув слово «сын» и понизив при этом голос.

      – Да, божественный государь. Я магистр священной памяти.

      – Хочешь стать военным… сын мой?

      – Если твоя божественность того пожелает.

      – Я спрашиваю тебя… сын мой, желаешь ли ты быть военным?

      – Нет, божественный государь.

      – Он в самом деле не гож в солдаты, повелитель, –

94

Сильван – в римской мифологии первоначально бог лесов и дикой природы, позднее – покровитель земледелия, защитник усадеб и животных.