Ола. Андрей Валентинов

тут же пожалел. Будто мне одного осла мало!

      Поблагодарила барынька, платочек спрятала, слуге своему наглому кивнула.

      И нет ее! Растворилась словно.

      И остались мы с бедолагой идальго вдвоем. Это, конечно, если папашу Молинильо не считать, но он и за шкаф посудный сойти может.

      Поглядел я на свои эскудо, в руке взвесил, даже на зуб попробовал…

      Вот уж не знаешь, где счастье найдешь!

      Два эскудо – деньги. И немалые – двадцать шесть реалов, а в мараведи если – то вообще, бесова уйма. Где-то столько мне причитается с каждого плавания – ежели серые волки под латинским парусом не нагонят, конечно. Это мне причитается, я ведь у Калабрийца правая рука, другим же и по полудюжине реалов за глаза хватит. Так что, считай, к Корсике на фелюге сходил. Вот если бы к золоту еще герой благородный не прилагался…

      Поглядел я в окошко – пора. До «Черного петуха» еще ехать и ехать.

      – Ваша милость! А, ваша милость?

      Услышал? Услышал, вроде. Бороденкой свой заляпанной качнул, пустую миску на лавку поставил.

      – Увы мне, увы!

      И вздохнул. Грустно так, жалобно. Даже меня проняло.

      – Ехать надо, ваша милость!

      – Увы… Вновь не по силам мне оказался подвиг. Поистине тяжек путь странствующего идальго! Однако же мужество поистине превозмогает все препятствия, о чем засвидетельствовал жизнию своею благородный сеньор Ланчелоте, справедливо прослывший первым рыцарем всех времен…

      Слушать дальше я не стал. Кликнул служанку, сунул ей медяк, и принялись мы сеньора рыцаря в путь собирать. Меч-то я сразу нашел, а вот за шлемом пришлось за стойку лезть. Шлем тоже старым оказался, мятым, словно топтались по нему – да еще и французским. Смех, а не шлем! Такие лет сорок тому носили, а то и все полвека. Я понадеялся было, что это все, да где там! Ко всему еще полагалось копье – тяжелое, с треснувшим древком. Оно все это время в углу простояло, я его даже не заметил – за оглоблю принял. Взялся я за это копьецо – и тут же занозу в ладонь вогнал.

      А когда я узнал, что у сеньора рыцаря имеется еще и конь, то только вздохнул. Если латы таковы, то коняга, не иначе, самой Бабьеке[16] бабушка двоюродная.

      Как выяснилось – нет. Приличный конек оказался. Упряжь, правда, чуть ли не из мочалы, а так – ничего. Во всяком случае, если и старше меня, то не намного. Только маленький очень. Сеньор рыцарь даром что тощий, зато длинный, с собственное копье ростом – брас с четвертью, не меньше[17]. Ну, ничего, сюда приехал, значит и отсюда сподобится.

      Ну, все? Кажется, все!

      – Ваша милость, пора!

      И снова вздох – такой же тяжкий. Борода-мочалка дрогнула.

      – Стоит ли тебе, о юный эскудеро, пускаться в столь опасное странствие? Поверь, я не сомневаюсь в твоей смелости и честности, однако же путь странствующего рыцаря поистине труден…

      Я невольно оглянулся, пытаясь найти того, кому предназначена эта тирада. Не нашел. Оставалось признать очевидное: юный эскудеро – это я.

      – А посему мой долг предупредить тебя, о отважный оруженосец…

      Слушать

16

Бабьека – любимый конь Сида Компеадора (XII век).

17

Брас – 1, 57 м.