Опыт борьбы с удушьем. Алиса Бяльская

что, в зоопарке и должны спариваться? Что хочешь делай, мама, но я на эти уроки ходить не буду.

      Елизавета Львовна расстаралась и добыла для Жени справку об освобождении от профуклона. До окончания школы Женя эти два дня проводила дома.

      Женя оставалась первой красавицей школы, пока к ним в десятом классе не перешла Катя Гордеева, дочь известной театральной актрисы, высокая, статная девушка с огромными серыми глазами. Они сразу подружились. Сидели за одной партой, болтали на переменах, вместе бегали в буфет, встречались после школы, ходили в кино, в театр. Катя проводила Женю за кулисы на спектакли матери.

      Первый раз, увидев их обеих вместе у себя в гримерке, актриса рассмеялась.

      – Вот злые люди говорят, что красивые женщины специально выбирают себе уродливых подруг, чтобы на их фоне казаться еще красивее. Глупость! Посмотрите на себя – обе красавицы, каждая по-своему. Катя – спокойная, величавая, блоковская Снежная маска:

      Вот явилась. Заслонила

      Всех нарядных, всех подруг,

      И душа моя вступила

      В предназначенный ей круг.

      И ты, Женя, нервная, хрупкая, как Соломинка Мандельштама:

      Соломка звонкая, соломинка сухая,

      Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,

      Сломалась милая соломка неживая,

      Не Саломея, нет, соломинка скорей.

      Она декламировала стихи низким грудным голосом, приложив руку к сердцу, как будто перед ней был заполненный амфитеатр, а не две девчонки-школьницы. Жене не понравился «ее» стих: почему соломка неживая, какую смерть она выпила?

      …Кате подбросили на стол письмо, очень нехорошее, со множеством гадостей в ее адрес. Когда Женя подошла к их парте, Катя, с горящими щеками, протянула ей исписанный лист бумаги.

      – Это ты написала?

      Женя взяла письмо в руки. Кто-то не поленился подделать ее почерк и даже вставить пару ее любимых выражений.

      – Катя, бог с тобой. Это ерунда какая-то…

      – Так это ты или нет? – повторила Гордеева.

      – А ты как считаешь? – Женя вспыхнула до корней волос.

      – Я не знаю, но почерк твой.

      Больше они с Катей не общались. Гордеева пересела за другую парту, и на переменах беспрерывно смеялась с девчонками, как казалось Жене, ей назло.

      – Я ведь вижу, что ты переживаешь, думаешь об этом, – сказала ей Елизавета Львовна. – Почему ты не хочешь объяснить Кате, что ты это письмо не писала, что это фальшивка?

      – Раз она могла подумать, что я на такое способна, значит, такого она обо мне мнения и, по-моему, дружба здесь невозможна, – заявила Женя.

      – Но она не может залезть в твою голову и узнать, что ты думаешь, пока ты этого не скажешь. Люди все устроены более или менее просто. Они хватаются за то, что на виду, за то, что более очевидно. Твой почерк – значит, ты написала.

      – Мама, здесь не о чем больше говорить. Я не собираюсь унижаться, оправдываться и что-то там объяснять.

      – Это называется гордыня, доченька, –