Дипломатия. Генри Киссинджер

закон наций постепенно овладевает умами людей и становится руководящим на практике, распространяясь по всему миру. Это закон, признающий независимость, с неодобрением относящийся к агрессии, поощряющий мирное, а не кровавое разрешение споров, имеющий целью урегулирования постоянного, а не временного характера, и, что самое главное, признающий в качестве наиболее полномочного высшего суда Страшный Суд цивилизованного человечества»[216].

      Каждое слово в этом параграфе могло бы быть произнесено Вильсоном, и смысловое содержание, разумеется, было очень близким его обоснованию создания Лиги Наций. Когда в 1879 году Гладстон попытался обозначить различия между собственной политикой и политикой Дизраэли, он подчеркивал, что вместо поддержания баланса сил он бы стремился к тому, чтобы «европейские державы сохраняли свое единство. А зачем? Затем, что, поддерживая единство их всех, вы нейтрализуете и связываете эгоистические устремления каждой из них. …Совместное действие фатально для эгоистических целей…»[217] Конечно, неспособность сплотить всю Европу была точной причиной роста напряженности. Не было ни одной предсказуемой проблемы – и уж, конечно, не проблема будущего Болгарии, – которая могла бы помирить Францию с Германией или Австрию с Россией.

      Ни один британский премьер-министр до Гладстона не пользовался подобным языком. Каслри относился к «Европейскому концерту» как к инструменту реализации венских договоренностей. Пальмерстон видел в нем инструмент для сохранения баланса сил. Гладстон же, будучи далеким от того, чтобы видеть в «Европейском концерте» обеспечивающую статус-кво силу, предназначал ему революционную роль создателя совершенно нового мирового порядка. Этим идеям суждено было пребывать невостребованными до тех пор, пока поколением позднее на сцену не выступил Вильсон.

      Бисмарку такие взгляды были просто ненавистны. Неудивительно, что эти две титанические фигуры всем сердцем ненавидели друг друга. Отношение Бисмарка к Гладстону напоминало отношение Теодора Рузвельта к Вильсону: он считал великого викторианца частично мошенником, частично чистым наказанием. В письме германскому императору в 1883 году «Железный канцлер» отмечал:

      «Наша задача была бы намного легче, если бы в Англии окончательно не вымерла раса тех великих государственных деятелей прежних времен, имевших понятие о европейской политике. Невозможно вести политику, при которой можно было бы учитывать позицию Англии, со столь неспособным политиком, как Гладстон, который является всего лишь большим оратором»[218].

      Точка зрения Гладстона на своего противника была гораздо более прямолинейной, например, когда он назвал Бисмарка «воплощением зла»[219].

      Гладстоновские идеи по поводу внешней политики постигла та же участь, что и идеи Вильсона, потому что и те, и другие побудили их соотечественников скорее устраниться от дел глобального характера, чем участвовать в них. На уровне повседневной

216

Гладстон, цитируется в: Carsten Holbraad. The Concert оf Europe: A Study in German and British International Theory, 1815–1914 (Холбраад Карстен. Европейский концерт: очерки немецкой и британской теорий международных отношений, 1815–1914 годы). (London: Longmans, 1970), p. 166.

217

Там же. С. 145.

218

Бисмарк – кайзеру Вильгельму, 22 октября 1883 года, в: Otto von Bismark. Die Gesammelten Werke, vol. 6 (Berlin, 1935), pp.282—83. (Бисмарк Отто фон. Собр. соч. Т. 6. С. 282–283).

219

Гладстон – лорду Гренвилю, 22 августа 1873 года, в: Agatha Ramm, ed. The Political Correspondence of Mr. Gladstone and Lord Granville: 1868–1876 (Политическая переписка г-на Гладстона и лорда Гренвилла: 1868–1876), vol. 2. (Oxford: Clarendon Press, 1952), p. 401.