Если суждено погибнуть. Валерий Поволяев

склонившись, завязала на бинте узелок, чтобы марля держалась, не сползала. Павлов ощутил, как пахнут ее волосы, внутри у него что-то дрогнуло, щеки сделались красными.

      Он не ожидал, что это мальчишеское качество еще сохранилось в нем, думал, что фронт и годы давным-давно выбили ненужные здесь чувства, оставив только то, что необходимо на войне…

      От Вариных волос пахло чем-то вкусным – то ли травами, то ли особым мылом, то ли еще чем-то, запах этот заставлял усиленно биться сердце.

      – Все, – сказала Варя.

      – Премного благодарен, – произнес Павлов смятенно.

      Он хотел сказать что-то другое, найти иные, менее сухие слова, а произнес то, что произнес, и недовольно покрутил головой, не узнавая себя.

      Прапорщик, находившийся в перевязочной, также не узнавал поручика, который почему-то вел себя скованно и был на себя совсем не похож.

      Павлов поднялся, с трудом просунул перебинтованную руку в китель. Варя помогла ему.

      Из перевязочной поручик выскочил стремительно, словно его ждали срочные дела, пронесся полквартала по кривой, хорошо утоптанной улице, остановился у дома, окруженного палисадником. Двинул прикладом трехлинейки в калитку.

      – Эй, славяне! Есть кто живой в доме? – крикнул он зычно.

      Неподалеку догорал какой-то сарай, вонючий белесый дым полз по улице, щипал ноздри, выдавливал из глаз слезы. Павлов закашлялся и вновь ударил прикладом по калитке:

      – Славяне!

      Поручик приподнялся на носках, глянул на частокол – в палисаднике цвело все, кажется, даже трава, непривычно ярко зеленевшая в углу, и несколько былок молодой крапивы, не говоря уж о даже нежных, с маленькими твердыми головками розах, начавших протискивать сквозь броню облаток кремовые пахучие лепестки. Каких только цветов тут не было!

      На зов поручика явилась старуха с землистым перекошенным лицом и одним зубом, вылезающим из-под верхней губы.

      – Чего надо? – хмуро поинтересовалась бабка. Ни войны, ни винтовок, ни белых, ни красных эта ведьма не боялась.

      – Как чего? – в голосе Павлова появились недовольные нотки: и как это только старая яга не понимает, чего надо молодому человеку?

      – Цветов!

      – Цветы стоят денег, – сказала бабка.

      – Рви! – приказал поручик.

      – Сколько дашь? Только имей в виду – керенками я не беру. И царскими бумажками тоже не беру.

      – А чем берешь?

      – Золотом. Серебром.

      – Ну, золото за этот полупрелый мусор… Это слишком.

      – Мусор требует ухода. Можешь заплатить серебром.

      – Сколько?

      – Смотря сколько возьмешь цветов.

      – Букет. Большой.

      – Рублевку найдешь?

      – Найду.

      – Гони! И можешь рвать цветы. Сам. Я тебе верю.

      Поручик сунул ведьме большой серебряный рубль с изображением родного батюшки последнего российского императора и перемахнул через изгородь.

      – Только корни смотри не вырви, – предупредила ведьма.

      – Не