Леди Ру. Владимир Елистратов

уж то, что Ата даст сотню – это точно. Главное – за мерс раздербаниться с родичами. Три тысячи – и Ата, весь в родительских сентиментах, соплях и кредитках, будет у ног Лены и Оси.

      Говорили они на странном русском. «Ося» знал слов пятьдесят, но ими умудрялся выражать самые сокровенные изгибы и головокружительные виражи матримониальных проектов. Ленка отвечала ему густым российским фольклором, нисколько не заботясь о том, насколько ему, Осе, это понятно. Например, Осман говорил:

      – Ты – две за после недель деньги три штуки сдават, я – мой папа сразу сказаль. Недель – свадьба есть, сто штука есть.

      Это, как вы поняли, значило: через две недели ты дашь деньги, я сообщу об этом отцу, а еще через неделю мы сыграем свадьбу.

      На что Ленка (в моем присутствии, я помню) ответила:

      – Ты, Оська, свое бу-бу про «утром деньги, вечером стулья» будешь на Лубянке размазывать. Я ж тебя, как рентген, до самых энцифалограмм вижу. И мне этот твой «Ату-тату» с его виртуальной соткой до слез подозрителен. И ты с твоей хомячьей мордой – тоже. Врешь ты все, Оська. За мои такие же виртуальные три штукаря ты еще раз пять… Дусь, мы через пять дней уезжаем?..

      – Через пять.

      – Еще раз пять со мной в парном заезде поучаствуешь. Отработаешь ты свой ко мне коварный обман, Оська, ой, отработаешь… А потом я уеду – и свисти, Ося, в свою турецкую дулю.

      Ося с отработанным долгими тренировками обожанием смотрел на Ленку. «Ося» все отработал (провожал он ее усталым), а Ленка уехала, бодрая и жизнеутверждающая, как всегда, пообещав, что три тысячи переведет через сутки. Ну, пообещала – и уехала.

      В Турции она мне все время «дарила» каких-то турок. Но ничего, кроме рвотного спазма, они у меня не вызывали.

      Через полгода – примерно тот же сценарий сложился в Египте. Об этом как-нибудь потом.

      Потом (это другое «потом», уже после Египта, это было в декабре) мы вернулись назад, в Россию.

      Я, помню, приехала домой, приняла душ. Звонок. Звонила Ленка.

      – Але.

      – Але, Дусюк. Все. Целлюлита грохнули.

      И здесь началась другая эпоха.

      Глава 8. Карма, блин…

      Мы сидели с Ленкой в «Бистро круглосуточно» и говорили, говорили. Ленка принесла всего самого лучшего. Сама пила пиво. Я – нет: за рулем. Но ела хорошо, потому что за рулем есть можно.

      После дальнобойщиков сюда больше никто не заходил. В соседнем доме продолжали догуливать. Начало светать.

      Ленкина история «1997–2007» была, в общем-то, проста и до того типична, что и рассказывать ее как-то совестно.

      После гибели Целлюлита (его согласно Целлюлитовой карме устранили при переделе пивного рынка) она устроилась в местный ресторан. Официанткой. Потом ресторан сгорел. Она стала продавщицей в ларьке. Ларек снесли. Ленка устроилась в «Бистро круглосуточно». Вот тут теперь и подъедается.

      В течение последних лет мы встречались с ней несколько раз: она приезжала ко мне то в Кресты, то в Курилки. Последняя