Последняя ночь последнего царя. Эдвард Радзинский

т Московского университета, профессиональный революционер, большевик (партийная кличка «товарищ Маратов»). В 1918 году – в 24 года стал председателем всей Уральской ЧК.

      ЮРОВСКИЙ ЯКОВ МИХАЙЛОВИЧ профессиональный революционер, большевик, чекист. В 1918 году комендант Ипатьевского дома. (Так по имени прежнего владельца – инженера Ипатьева называли дом, где содержалась под арестом царская семья.) В 1920 году Юровский написал секретную «Записку о расстреле в Ипатьевском доме Царской семь».

      Часть первая

      Расстрел

      1 августа 1938 года выдалось в Москве очень жарким. И только ночь принесла в расплавленный город хоть какую-то прохладу. В ту ночь в Кремлевской больнице в большой, но странно пустой палате на кровати спал единственный больной Яков Михайлович Юровский, когда приоткрылась дверь, и в темноте возник силуэт мужчины.

      Он проскользнул вглубь палаты и некоторое время неподвижно сидел в темноте.

      Будто почувствовав его присутствие, просыпается Юровский, приподнимается на постели – испуганно всматривается в темноту. Но никого не увидев, успокаивается, укладывается на постели. Потом вслух, будто в ночном бреду, лихорадочно начинает говорить, почти кричать:

      ЮРОВСКИЙ. «Дорогие мои дети! Мне минуло шестьдесят! Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, о моем детстве, о молодости». (Кричит.) Мне больно! Сестра! Сестра! «Дорогие мои! Наша семья страдала меньше от постоянного голода, чем от религиозного фанатизма отца. И мой первый протест был против религиозных, сионистских традиций. (Кричит.) Я возненавидел Бога и отцовские молитвы, как свою нищету и своих хозяев. Ваша сестра Римма сможет вспомнить отдельные эпизоды революции, царскую тюрьму». (Кричит.) Мне больно! Сестра!

      Смешок мужчины из темноты.

      МУЖЧИНА. Не следует так кричать. Уже поздно – и сестра спит.

      ЮРОВСКИЙ. Как спит? Как она может спать? Мне нужен укол!

      МУЖЧИНА. Тебе непременно сделают укол. Под утро.

      Молчание.

      ЮРОВСКИЙ. Кто ты?

      МУЖЧИНА. Готовишься к смерти? Последнее письмо – детям …

      ЮРОВСКИЙ. Мне больно. Кто ты?

      МУЖЧИНА. Но вообще-то у тебя обычная язва… Ты здоров как бык.

      ЮРОВСКИЙ. Я умираю.

      МУЖЧИНА. Это правда, на рассвете ты обязательно умрешь, хотя здоров как бык.

      ЮРОВСКИЙ. Откройте свет!

      МУЖЧИНА. Мы не любили свет при допросах. Темнота помогает страху, а страх как ты помнишь – нужной беседе.

      (Зажигает тусклый ночник)

      ЮРОВСКИЙ. Какие допросы? Почему допросы?

      Молчание.

      ЮРОВСКИЙ. Я буду кричать.

      МУЖЧИНА. Не будешь. Лихорадочно думаешь: «Почему нет сестры? Значит, удалили? Значит, действительно за мной пришли? Пинок под зад?»

      ЮРОВСКИЙ. Что, что?

      МУЖЧИНА. Надеюсь, не забыл свое образное выражение. Когда в тесном подвале ставили человека к стенке и спускали курок – надо было одновременно дать ему легонечко коленкой под зад, чтоб не забрызгал кровью гимнастерку. Много твоих знакомцев, вчерашних вождей, уже получили свой пинок под зад. Всю ночь по Москве – машины, машины. Расстреляли Сашку Белобородова. Белобородов – твой друг, вождь Красного Урала, хозяин царской семьи. Отсюда из постели в кальсонах увезли! (Смеется.) Да, в нашей Кремлевке после каждой ночи все просторнее и просторнее. В пустых палатах возлежим. Идет большая охота на всех, кто сделал нашу горькую революцию. И ты, конечно, ждешь! Особенно после того, как дочку взяли.

      ЮРОВСКИЙ. Кто ты?

      МУЖЧИНА. «Ваша сестра Римма может вспомнить революцию. Царскую тюрьму».

      Смех в темноте.

      МУЖЧИНА.Только упомянуть испугался – где будет вспоминать дочь Римма царскую тюрьму? В нашей тюрьме. Перед которой та царская – санаторий. Римма – вождь комсомола, раскрасавица. Помнишь, как она звонила тебе в тот день?

      ЮРОВСКИЙ. В какой день?

      МУЖЧИНА. Как волновалась, а вдруг отменят убийство девушек – ее ровесниц? Или больного мальчика.

      ЮРОВСКИЙ. Кто ты?

      МУЖЧИНА. А в лагере с ней «поозорничают». Кстати, тоже твое словечко. Ты как-то, рассказал в тюрьме, куда свезли дочерей городской буржуазии. Ох, как озорничали с ними уголовники…

      ЮРОВСКИЙ. Больно. Укол! Укол, товарищ!

      МУЖЧИНА. Наконец-то! Сообразил, я – товарищ. Кстати, тоже больной товарищ. В июле всегда в больницу попадаю. Нервы шалят в июле. Ты, конечно, понял – отчего в июле?

      ЮРОВСКИЙ. Был там…

      МУЖЧИНА. Тоже был там. Видишь, как узнать помогаю.

      ЮРОВСКИЙ. Много там было.

      МУЖЧИНА. Да мало осталось. На дворе38 —ой, и вряд ли кто из нас увидит 39-й. Обо всех позаботится «великий и мудрый Усатый»

      ЮРОВСКИЙ. Ты провокатор!

      МУЖЧИНА. Нет, сумасшедший. Твои товарищи «пинок под зад» от него получили, а ты его Учителем звать будешь. Твою дочь в лагере, может, насиловать будут,